Рассказ написан по реальным событиям
Ласково пригревало полуденное августовское солнце. Легкая земля сама поддавалась лопате, делая работу удовольствием. Ветерок обдувал Витькино тело, принося прохладу на сердце. За такой приятностью, повинуясь выбранному ритму, погрузился он в воспоминания, забыв напрочь, что роет собственную могилу под дулом немецкого автомата.
Вспоминалась ему мирная родная деревушка, мама, теплая душистая каша из печи, парное молоко. Потом в воспоминания въехала пыльной дорогой белогвардейская конница, а за ней – пронзительный крик соседского мальчишки: “Витька, батяньку твоего хлыщут плеткой”. И чумазый Витька смотрел, вытирая кулаком сопли и слезы, как от каждого удара все сильней кровила и разбухала спина, кривилось и карежилось до неузнаваемости лицо любимого им папани…
Холодный приклад вернул Витьку в действительность. Подчиняясь силе, здоровый русский мужик черпал родную землицу, готовя постель себе для вечного сна.
Витька вдруг вспомнил прозвище, плотно прилипшее к нему после того, как саданул он топором по левой руке, вместо полена. Рука вскорости зажила, но мизинец перестал гнуться. Он – то и наградил самого здорового мужика в деревне редким прозвищем: Витька – мизинец.
- Ком, руссиш, ком, – рявкнул немец. Опираясь на лопату, Витька шагнул вверх, как по ступеньке. Могила его была не глубокой, видно, немцы спешили. А ему спешить некуда, он бы еще пожил, дыша ароматом леса и травы полевой, любуясь облаками и птицами, растя детей и радуясь внукам… Но вот он стоит на краю могилы, расходуя последний лимит жизни.
Витька – мизинец поднял глаза к синей выси неба, вдохнул всей грудью (будто надышишься) и выкрикнул:
- Боже! Спаси!
Автоматная очередь прервала оглушительный крик…
Новая очередь раздалась из леса, ее подхватила другая и третья… В этой жуткой перекличке исчезали хрупкие жизни врагов.
Очнулся Витька – кругом все белое, от белизны этой не сразу понял, где находится. Чистый белый снег за окном госпиталя окончательно сбил его с толка. Лишь боль от множества ранений доходчиво объясняла, что он жив.
… Весной, в день выписки, врач принес три кусочка свинца, ссыпал их в Витькину ладонь и сказал:
- Я твое легкое выштопал по контуру сердца, и это, – он ткнул пальцем в свинец, – все оттуда. Большего чуда, чем твоя жизнь, я не встречал.
Всем госпиталем провожали живого против правил Витю, а он еще не знал тогда, что ждали его допросы, десятилетнее заключение, холодные северные бараки. Но точно знал имя Чуда, сохранившего ему жизнь, потому как накрепко запомнил, Кого просил о том на краю своей могилы.
С тех пор не сходила с его лица теплая улыбка ни в жгучие морозы, ни в тяжелые испытания. И по сей день дивятся люди этой улыбке, не замечая в ней оттенок грусти. А грусть эта оттого, что ясно видит дедушка Витя, как многие, подчиняясь сатанинской силе греха, собственными руками роют старательно себе место для “вечного сна”. Иные уже стоят на краю, иные – упали … Но не слышен крик: “Боже, спаси!”
Елена Шилижинская