Анто­нис ван Дейк

Одна­жды, когда маэст­ро Рубенс отпра­вил­ся на свою обыч­ную пяти­ча­со­вую про­гул­ку вер­хом, уче­ни­ки его, тоже по обык­но­ве­нию, сунув пару монет слу­ге, запи­рав­ше­му каби­нет, ста­ли жад­но раз­гля­ды­вать его новую кар­ти­ну. Каж­до­му хоте­лось побли­же подой­ти к хол­сту, и они нача­ли так тол­кать­ся, что самый нелов­кий поскольз­нул­ся и упал пря­мо на кар­ти­ну, сма­зав еще невы­сох­шие краски.

- Смот­ри­те-ка! – закри­чал вдруг один из них, – Боль­шая часть полот­на испор­че­на! Что же делать? – пере­пу­га­лись все. 
 
- Я при­ду­мал! – вос­клик­нул кто-то. – Пусть Ван Дейк – он самый талант­ли­вый из нас – напи­шет этот кусок зано­во. Отлич­но при­ду­ма­но, навер­ня­ка учи­тель ниче­го не заме­тит. 
 
Анто­нис сомне­вал­ся в успе­хе этой затеи, но посколь­ку дру­го­го выхо­да пред­ло­же­но не было, он пере­пи­сал испор­чен­ный фраг­мент кар­ти­ны, стре­мясь сле­до­вать мане­ре учи­те­ля. 
Наут­ро Рубенс подо­шел к полот­ну и стал при­сталь­но вгля­ды­вать­ся в то самое место. Уче­ни­ки затре­пе­та­ли, опа­са­ясь гне­ва, а Ван Дейк, решив, что обман рас­крыт, – боль­ше дру­гих… Но учи­тель бла­го­душ­но обвел всех оте­че­ским взгля­дом: 
 
- Гово­рят, что Рубенс сдал. А взгля­ни­те-ка на этот фраг­мент. В моло­дые годы я бы ни за что так не напи­сал. Воис­ти­ну, для это­го нужен опыт и стар­че­ская муд­рость. 
 
В мастер­скую Рубен­са Ван Дейк попал еще 20-лет­ним юно­шей. Питер Пау­эл сра­зу выде­лил его из осталь­ных уче­ни­ков. Ему един­ствен­но­му он дове­рил свои тет­ра­ди с ита­льян­ски­ми эски­за­ми и пору­чил пере­пи­сы­вать в умень­шен­ном фор­ма­те те из сво­их работ, с кото­рых потом выпол­ня­лись гра­вю­ры. В те вре­ме­на гра­вю­ра была самым широ­ко­мас­штаб­ным спо­со­бом рас­про­стра­не­ния искус­ства. Мож­но ска­зать, что Рубенс вру­чил моло­до­му Ван Дей­ку ответ­ствен­ность за свою сла­ву. И дей­стви­тель­но, вско­ре их име­на ста­ли нераз­де­ли­мы. 
 
Анто­нис ван Дейк бук­валь­но вырос на Рубен­се. Он родил­ся в 1599 году в Ант­вер­пене, в спло­чен­ной и бла­го­че­сти­вой семье бога­то­го тор­гов­ца тка­ня­ми. Франс ван Дейк воз­глав­лял «Брат­ство свя­щен­но­го писа­ния», а его мама, Мария Кей­перс, зани­ма­лась ред­ким руко­де­ли­ем – выши­ва­ни­ем исто­ри­че­ских сюже­тов. Она при­ви­ла сыну любовь к рисо­ва­нию. Когда деся­ти­лет­ним маль­чи­ком Анто­нис ока­зал­ся в живо­пис­ной шко­ле, сла­ва Рубен­са уже гре­ме­ла во всю. Ван Дейк вос­хи­щал­ся Рубен­сом. Он дав­но понял, что толь­ко этот худож­ник может научить его насто­я­ще­му искус­ству, но дол­го не решал­ся попро­сить­ся к нему в уче­ни­ки, боясь, что не будет соот­вет­ство­вать высо­ким запро­сам масте­ра. Но Рубенс был абсо­лют­но уве­рен в сво­ем про­те­же. За три года сов­мест­ной рабо­ты его уче­ник уже был авто­ром «Сам­со­на и Дали­лы», «Покло­не­ния Пас­ту­хов», «Тер­но­во­го Вен­ца», «Поце­луя Иуды» и «Вхо­да Гос­под­ня в Иеру­са­лим». Един­ствен­ное, что меша­ло Ван Дей­ку, это посто­ян­ная неуве­рен­ность в себе. 
 
К 1630 году сла­ва Анто­ни­са ван Дей­ка достиг­ла апо­гея. Гово­ри­ли, что его порт­ре­ты «вно­сят солн­це в ком­на­ту», стро­и­те­ли и вос­ста­но­ви­те­ли пору­ган­ных ико­но­бор­ца­ми церк­вей выстра­и­ва­лись к нему в длин­ные оче­ре­ди, оттес­няя евро­пей­ских прин­цев и коро­лей, ожи­да­ю­щих свои порт­ре­ты. Карл I настой­чи­во при­гла­шал его к себе… 
 
Млад­шие совре­мен­ни­ки срав­ни­ва­ли сэра Энто­ни с прин­цем Уэль­ским, умер­шим в тот день, когда для него нако­нец осво­бо­дил­ся трон. Ему было все­го сорок, и он был в рас­цве­те сил. Он женил­ся на поря­доч­ной девуш­ке из хоро­шей семьи, при­двор­ной даме коро­ле­вы Марии Рутвен, и у них роди­лась оча­ро­ва­тель­ная девоч­ка. Завел мастер­скую и уче­ни­ков. Но был по-преж­не­му мало дово­лен собой и сво­ей рабо­той. Когда ему сооб­щи­ли о смер­ти Рубен­са, ему ста­ло совсем нев­мо­го­ту. Мень­ше, чем через год его не ста­ло. 
 
Поче­му-то при­ня­то отно­сит­ся к свя­то­му апо­сто­лу Фоме с некой улыб­кой. Он не пове­рил в Вос­кре­се­ние Хри­ста. Он Фома неве­ру­ю­щий. Но мало, кто вспо­ми­на­ет дру­гой эпи­зод Еван­ге­лия от Иоан­на, в кото­ром апо­сто­лы отго­ва­ри­ва­ют идти к забо­лев­ше­му Лаза­рю в Вифа­нию, и в кото­ром этот все­гда сомне­ва­ю­щий­ся уче­ник Хри­ста един­ствен­ный из всех про­из­но­сит уди­ви­тель­ные сло­ва: «Пой­дем и мы умрем с ним!» Еще до Вос­кре­се­ния, тогда, когда апо­сто­лы виде­ли в Спа­си­те­ле толь­ко настав­ни­ка, он был готов из люб­ви и рев­но­сти про­сто с Ним уме­реть. Ни защи­тить, ни наде­ять­ся на что-то, а про­сто раз­де­лить с Ним Его судь­бу. И вот этот чело­век, кото­рый с такой готов­но­стью хотел раз­де­лить со Спа­си­те­лем смерть, спра­ши­ва­ет дру­гих уче­ни­ков: «Воз­мож­но ли это? Воз­мож­но ли Вос­кре­се­ние Хри­ста?» Он не верит сво­им дру­зьям, пото­му что они не изме­ни­лись. Про­изо­шло самое важ­ное собы­тие в исто­рии Зем­ли, а они оста­лись преж­ни­ми – теми же людь­ми. Фома не уви­дел в них сия­ния веч­ной жиз­ни, кото­рая насту­пи­ла с Вос­кре­се­ни­ем Хри­ста. 
 
После вось­ми дней опять были в доме уче­ни­ки Его, и Фома с ними. При­шел Иисус, когда две­ри были запер­ты, стал посре­ди них и ска­зал: мир вам! Потом гово­рит Фоме: подай перст твой сюда и посмот­ри руки Мои; подай руку твою и вло­жи в реб­ра Мои; и не будь неве­ру­ю­щим, но веру­ю­щим. Еван­ге­лие от Иоан­на 
 
Хри­стос не отверг дерз­кой прось­бы Сво­е­го уче­ни­ка. Напро­тив, ему един­ствен­но­му, само­от­вер­жен­но­му иска­те­лю Прав­ды, Он поз­во­ля­ет при­кос­нуть­ся к Себе, что­бы это при­кос­но­ве­ние любя­щей руки навсе­гда сде­ла­ло их нераз­луч­ны­ми. И тут про­ис­хо­дит, воз­мож­но, самое глу­бо­кое, самое яркое и пре­дан­ное испо­ве­да­ние веры во всем Еван­ге­лии. 
 
Фома ска­зал Ему в ответ: Гос­подь мой и Бог мой! Иисус гово­рит ему: ты пове­рил, пото­му что уви­дел Меня; бла­жен­ны неви­дев­шие и уверовавшие.