Наверно, каждый из вас, когда-нибудь читал произведения Николая Васильевича Гоголя. По школьной программе я читала “Ревизор”, “Мертвые души”, “Тарас Бульба” и другие произведения. В то время по учебнику русской литературы Гоголя представляли как писателя-сатирика, обличителя пороков человеческих и, общественных, блестящего юмориста и просто писателя-комика, развлекающего и веселящего русскую публику.
Сам он с горечью говорил: “Я не знал ещё тогда, что моё имя в ходу только затем, чтобы попрекнуть друг друга и посмеяться друг над другом”. После чтения “Вечера на хуторе близ Диканьки”, “Вия”, и других подобных произведений, Гоголь представлялся болезненным фанатиком, мистиком, борцом с нечистой силой. Но однажды сестра дала мне прочитать “Правило жития в мире”, из собрания сочинений, Выбранные места из переписки с друзьями, Н. В. Гоголя, написанные в 1843–45 годах. Потом как-то мне дали книгу “Духовная проза” Гоголя. Это как взрыв, как прозрение для слепого и восторг, и радость, и удивление. Воистину, слова “русская душа” не пустой звук. Я узнала другого Гоголя – чуткого исследователя русской души. Ведь душа народа от Бога. Вспомните Вавилонскую башню, её строительство. Был один народ, и один у всех язык, и “вот что начали они делать и не отстанут от того, что задумали”. И сделали бы! И обязательно сделали – вместе единодушно, одной душой. Потому и сошел Всевышний и смешал языки их и рассеял их по всей земле.
О, что мы сделали с этой душой! Я думаю, что Гоголь изучал, познавал, пытался проникнуть в русскую душу, ощутить те нити, которые связывают с Богом. Всё ли, до конца ли, кто будет судить? Из статьи В. Н. Воропаева “Гоголь был глубоко национален в своём творчестве. Из всех русских писателей никто так сильно, как он не обнажал язв внутреннего мира русской души, указав и на их источник – роковую отделенность жизни общества от Церкви. Вся неправда светского существования с его устремленностью к материальным благам, страстям, со всей мелочностью и суетой – является следствием этой отделённости. Единственную возможность духовного возрождения и процветания России Гоголь видел в воссоединении её с Церковью”. В самом Гоголе уживались духовность, стремление к монашеству и художественное начало, писательский дар.
Прочитав письма Н. В. Гоголя, я много думала, в душе что-то произошло.
Прошу, чтоб в нашей газете напечатали некоторые письма Гоголя. Возможно, вы что–то примете, что-то нет, но вряд ли останетесь равнодушны.
Итак, Н. В. Гоголь “Правило жития в мире”:
“Начало, корень и утвержденье всему есть любовь к Богу. Но у нас это начало в конце, и мы всё, что ни есть в мире, любим больше, нежели Бога. Любить Бога следует так, чтобы всё другое, кроме Него, считалось второстепенным и не главным, чтобы законы Его были выше для нас всех постановлений человеческих. Его советы выше всех советов, чтобы огорчить Его считать гораздо важнейшим, чем огорчить какого-нибудь человека. Любить Бога значит любить Его в несколько раз более, чем отца, мать, жену, детей, мужа, брата и друга, а мы даже и так Его не любим, как любим их. Кто любит Бога, тот уже гораздо более любит и отца, и мать, и детей, и брата, чем тот, кто привяэывается к ним более, чем к самому Богу. Любовь последнего есть один оптический обман, плотская чувственная любовь, одно страстное обаяние. Такая любовь не может поступать разумно, потому что очи её слепы.
Любовь же есть свет, а не мрак. В любви заключается Бог, а не дух тьмы, где есть свет, там и спокойствие, где тьма, там и возмущение. И потому любовь, происшедшая от Бога, тверда и вносит твердость в наш характер и самих нас делает твёрдыми, а любовь не от Бога шатка и мятежна и самих нас делает шаткими, боязливыми и нетвёрдыми. И потому прямо от Божьей любви должна происходить всякая другая любовь на земле”.
“Любовь земная, происшед от Божией, становится через то возвышенней и обширней, ибо она велит нам гораздо больше любить ближнего и брата, чем мы любим, она велит нам оказывать не только одну вещественную помощь, но и душевную, не только заботиться о его теле, но и о его душе, скорбеть на него не за то, что он наносит нам неприятности, но за то, что он сим поступком наносит несчастье душе своей. Ибо грех его лежит и на нас, мы должны были его поучить, наставить, образовать, воспитать. Но как мы можем это сделать, будучи сами слабы и немощны. Путём и дорогою Божественной любви всё возможно, без неё всё трудно. Чтобы воспитать другого, мы должны воспитать прежде себя”.
“Как же воспитать себя? Воспитанье должно происходить в беспрестанном размышлении о своём долге, в чтении тех книг, где изображается человек в подобном нам состоянии, круге, обществе и звании, и среди таких же обстоятельств. Потом в беспрестанном применении и сличении всего этого с законом Христа, в чем они не противоречат Христу, то принимать, в чем не соответствуют Его закону, то отвергать, ибо всё, что не от Бога, то не есть истинно. Что же найдём сомнительным и не знаем как решить, то до времени следует отложить и никак не смущаться им. Это признак, что мы еще не готовы и что глаза наши получат ясное познание вещей после, по мере нашего усовершенствования. От споров, как от огня, следует остерегаться, как бы ни сильно нам противоречили, какое бы неправое мнение нам ни излагали, не следует никак раздражаться, ни доказывать напротив, но лучше замолчать, и удалясь к себе, взвесить всё сказанное и обсудить его хладнокровно. Но и обсудивши не говорить, если чувствуем, что не можем сказать хладнокровно и безгневно. Истина, сказанная в гневе, раздражает, а не преклоняет. Итак, воспитать другого и подать ему душевную истинную помощь мы можем тогда, когда достигли сами до высочайшего незлобия, когда никакие оскорбления не могут оскорбить нас. Тогда и разум наш получает свет и можем наблюдать поступки других, видеть их прегрешения и научает нас, как избавляться от них. Тогда и помогает нам Бог на всяком шагу, внушая действенные средства против всего. На сём основана и жизнь, учиться самому и научать других, и самому вознестись и другого вознести к Богу».
“Во всех наших начинаниях и поступках больше всего мы должны остерегаться одного найсильнейшего врага нашего. Враг этот – уныние. Уныние есть истое искушение духа тьмы, которым нападает он на нас, зная, как трудно с ним бороться человеку. Уныние противно Богу. Оно есть следствие недостатка любви нашей к Нему. Уныние рождает отчаяние, которое есть душевное убийство, страшнейшее всех злодеяний, совершаемых человеком, ибо отрезывает все пути к спасению, и потому пуще всех грехов оно ненавидимо Богом. От того и в молитвах просится ежедневно, дабы дал нам Бог сердце трезвящееся, бодр ум, мысль светлую и отогнал бы от нас дух уныния”.
“Иногда душевные беспокойства и смущения, схожие с унынием, бывают Божиими попущениями, насылаемыми на нас для того, чтобы испробовать и испытать, укрепились ли мы в характере, иногда же просто для того, чтобы, ища средств спастись от такого беспокойства и уныния, придумали сделать что-нибудь такое, чего бы никак не придумали прежде. Ибо Бог всячески старается нас вразумить и требует, чтобы мы употребили какое-нибудь усилие для узнавания Его воли. И потому многие, воспитавшие себя среди волнений, советуют в такие минуты обратить взгляд на всю прежнюю жизнь нашу и стараться припомнить всё то, что мы пропустили сделать или откладывали к другому времени, а припомнив, заняться уже не вседневными и обыкновенными делами нашими, а теми именно, которые мы пропустили сделать, и заниматься ими прилежно во всё время, пока продолжается уныние и смущение. И заняться ими вовсе не так, как бы мы их сами себе задали, но так, как бы они были наложены Богом, а не другим кем, исполняя их подобно послушнику, исполняющему беспрекословно и рабски всякое повеление своего подвигоположника и господина”.
“Земная жизнь наша не может быть и на минуту покойна, это мы должны помнить всегда. Тревоги следуют одни за другими, сегодня одни, завтра другие. Мы призваны в мир на битву, а не на праздник, праздновать победу мы будем на том свете. Здесь мы должны мужественно, не упадая духом сражаться, дабы получить больше наград, больше повышений, исполняя всё как законный долг наш с разумным спокойствием, осматриваясь всякий раз вокруг себя и сверяя всё с законом Христа Господа нашего. Некогда нам помышлять о робости или бегстве с поля, на всяком шагу предстоит нам подвиг христианского мужества, всякий подвиг доставляет нам новую ступень к достижению Небесного Царствия. Чем больше опасности, тем сильнее следует собрать силы и возносить сильней молитву к Богу. Находящийся среди битвы, не теряй сего ни на час из виду, готовящийся к битве, приготовляй себя к тому заранее, дабы трезво, бодрственно и весело потечь по дороге! Смелей! Ибо в конце дороги Бог и вечное блаженство! Но, как безумные, беспечные и недальнозоркие, мы не глядим на конец дороги, оттого не получаем ни бодрости, ни сил для путешествия по ней. Мы видим одни только препятствия, не замечая, что они-то суть наши ступени восхождения. А чаще всего, мы всё видим иначе, пригорок нам, кажется, горою, малость – великим делом, призрак – действительностью, всё преувеличивается в глазах наших и пугает нас. Потому что мы глаза держим вниз и не хотим поднять их вверх. Ибо если бы подняли их на несколько минут вверх, то увидели бы свыше всего только Бога и свет, от Него исходящий, освещающий всё в настоящем виде, и посмеялись бы тогда сами слепоте своей”.
“Всякое дело и начинание да сопровождается всегда душевной внутренней молитвой, не такой молитвой, какую мы привыкли повторять ежедневно, не входя во смысл всякого слова, но такой молитвой, которая бы излетела от всех сил нашей души и после которой, благословясь и перекрестясь, могли бы вдруг приняться за самое дело”.
“Никто да не приходит от того в уныние, если даяние не вдруг снисходит на прошение, но напротив, тогда-то бодрей и веселей духом да молимся и действуем! Тогда-то именно да возрастает сильней наша надежда. Ибо Бог, руководясь великим смыслом дает иному в конце то, что другому в начале. Но блажен, и в несколько раз блаженней тот, которому назначено вкусить за долгие и большие труды то, что другому за меньшие, душа его больше будет приготовлена, больше достойна и может более обнять и вместить в себе блаженства. «Претерпевший до конца спасётся» – сказал Спаситель – и сим уже открыл нам всю тайну жизни, на которую не хотим мы даже взглянуть очами, не только проразуметь”.
“Не омрачаться, но стараться светлеть душой должны мы беспрерывно. Бог есть свет, а потому и мы должны стремиться к свету. Бог есть верховное веселие, а потому и мы должны быть также светлы и веселы. Веселы именно тогда, когда всё воздвигается противу нас, чтобы смутить и опечалить. Иначе и заслуги нет никакой, нетрудно быть веселу, когда вокруг нас все веселы, тогда всякий умеет веселиться, и не просвещенный верою, и не имеющий никакой твердости человек, и не христианин, и язычники тогда умеют быть спокойными и веселиться. Но достоинство христианина в том, чтобы и в печали быть беспечальному духом. Иначе где ж и отличье его от язычника”.
“Всё да управляется у нас любовью к Богу. Да носится она вечно, как маяк пред мысленными нашими глазами! Блажен, кто начал свои подвиги прямо с любви к Богу. Он быстрее всех других полетит по пути своему и легко победит всё то, что другому кажется непреодолимым и невозможным. Весь мир тогда предстанет пред ним в ином и в истинном виде к миру он привяжется потому только, что Бог поместил его в нём и повелел привязаться к нему, но и в мире возлюбит он только то, что есть в нем образ и подобие Божие. И земной любви он поклонится не так, как грубый человек поклоняется образу, считая образ за самого Бога, но так, как поклоняется образу просвещенный верою человек, считающий образ за одно бледное художественное произведение, поставленное только для напоминания, что нужно возноситься к Тому, Чьего образа невозможно увидеть нашими бренными глазами. Равным образом и на всякую земную любовь нашу, как бы чиста и прекрасна она ни была, мы должны взирать как на одни видимые и недостаточные знаки бесконечной любви Божией. Это только одни искры, одни края той великолепной ризы, в которую облеклась безмерная и безграничная любовь Христова, которую ничто не вместит, как ничто не может вместить Самого Бога».