продолжение, начало в №5(52)
Было совсем уже поздно, а мамка так домой и не приходила. Полуторогодовалый раскричался, заплакал и средний. Старший уговаривал их не реветь, но мамка все не шла и не шла, и он тоже расплакался. Детский плач разбудил соседей. Так впервые на пороге Галкиного дома появилась баптистка.
— Тетенька, — заметил ее почти взрослый семилетка, — вы не знаете где наша мама?
Баптистка взяла маленького на руки, тот у нее успокоился.
— Она обязательно придет, нужно скорее уснуть, так быстрее настанет утро, и мама вернется.
— Тетенька, — конючил старший, — нам страшно без мамы и плохо.
— А мы вместе ее подождем. — Соседка привела детей в свой дом.
В квартире баптистов было чисто и тесно. Как они помещались с семью детьми в двух маленьких комнатах, было загадкой. А теперь еще народу прибавилось. Но «тетенька» и все остальные оказались добрыми, нежадными. Вечером вся семья собиралась на совершенно незнакомое соседским детям мероприятие — на молитву. И на этой самой молитве все как один, от мала до велика, просили Бога сохранить и найти потерявшуюся женщину.
Уже снег покрасил улицу в белый цвет, мороз катки устроил. Зима снежная, лютая, ледяная завладела Сибирью. А мамка все не приходила.
Однажды за перегородкой шаги послышались и разговор какой-то. Старшенький Галин первым его услыхал и бегом к родной квартире с криком: «Мама, мамочка»! Баптистка, за ним следом побежала. А там люди чужие…
— Уже второй месяц на работе не появляется, — возмущались они, — а раз не работает, пусть жилье освобождает.
— Подождите, — вмешалась в разговор соседка, — вы кто будете и как попали сюда?
— Понимаете, — уважительно заговорил мужчина лет пятидесяти, — мы из профкома. Нам сигнал поступил о злостных прогулах и нарушениях трудовой дисциплины. Вот мы и пришли у хозяйки узнать: почему прогуливает? Постучали, никто не открыл, а дверь сама подалась.
— Хозяйки нет, вопрос задавать некому, — мальчик от чужаков за тетенькой-соседкой спрятался и, на всякий случай, схватился за юбку, — придется в другой раз зайти.
Гости непрошенные в затылках почесали, и разошлись.
Бледная женщина, проглоченная комой, лежала недвижимо, как спящая сказочная красавица в реанимации областной больницы. Добрый человек, водитель КАМАЗа, подобрал ее на морозной улице за городом в пяти с хвостиком километрах. Видя ее беспамятство, возвращаться не стал, отвез в областной центр. Понятно, что там врачи получше, больницы побогаче, да и сам он спешил. Документов при ней никаких не было, в истории болезни написали только диагноз: «двухсторонняя крупозная пневмания». Подключили приборы. Они работали ровно, в одном ритме, стучали чечетку жизни уже вторую неделю. Больная спала, беззаботно и долго.
Сны были туманные, обрывистые. Вроде как жажда ее сильно мучила, пить до смерти хотелось, а вода кругом грязная, мутная, затхлая, противная. Вот она все чистой воды искала, да никак найти не могла. То шла, то бежала, то к канавам, то к болотине. Совсем выдохлась, устала, упала, а впереди — ручей. Чистый, игривый родничок, она обрадовалась:
— Вода, вода
Приборы задергались, медсестра крикнула врача, они всем реанимационным составом засуетились возле безымянной пациентки и очень обрадовались, когда та, наконец, открыла глаза.
Через пару дней женщину перевели в терапию, прописали кучу капельниц, уколов и строгий постельный режим. Она и сама его пока соблюдала, просто с койки подняться не было сил. Но денька через три, держась за спинки кроватей, больная прошла по палате, и еще через день вышла в коридор.
— Куда ж ты, милая, справилась? — Увидела ее пожилая санитарка, подхватила под руку и повела в палату. — Слаба ты еще для походов. Если нужно чего — позови.
— Сколько я уже тут? — Галя будто не слушала.
— Недели три, — санитарка толкнула дверь палаты, — до выписки еще долго.
— Три недели!? Дети, как же дети? Где мои дети?
— Успокойся милая, — пожилая женщина усадила больную на кровать. — Говори как зовут, адрес, фамилию… Сейчас все узнаем. А ты отдыхай, не волнуйся, детям мать живая нужна.
Вечером тетя Дуся, так санитарку звали, заглянула в Галину палату, на кровать присела к ней и говорит:
— Дети твои живы и здоровы, их нет ни в моргах, ни в больницах.
— Где они, где, — на Галиных глазах слезы заблестели, — где галчата мои?
— Этого пока не могу тебе сказать, но теперь чего переживать: живы, здоровы… Найдутся!
Ах! эта тетя Дуся, замечательная тетя Дуся, добрые вести приносит! Галя рассказала ей о сыновьях: какие они у нее хорошие, как она их любит, как она каждого ждала, как последнего чуть не потеряла… Словом все свои жизненные события, от первого замужества. Рассказ получился долгим и очень утомил совсем еще слабую женщину.
— Теперь будешь спать хорошо, без тревог, — санитарка поправила подушки, помогла больной лечь, укрыла ее, — сон — первое лекарство! Так что спи, Сибирская самарянка!
— Самарянка!?
— Твоя судьба очень схожа с судьбой одной женщины из Самарии. Потом расскажу, спи.
На другой день санитарка после уборки заглянула в Галкину палату. Их разговор снова затянулся, тетя Дуся поведала Гале обещанную историю. Рассказала, что народ самарийский скверным был, другие люди с ним не сообщались. А эта самарянка была еще и гулящей, мужей меняла. Таких вообще презирали. Однажды, у колодца, презренную и всеми ненавидимую встретил один Человек. Особенный Человек! Воды попросил, поговорил с ней, рассказал, хотя впервые ее видел, о ее жизни. И она — в нем Бога узнала!
— Тетя Дуся, — прервала Галя рассказ, — ты что, в Бога веришь?
— Верю, милая, вот смотрю на тебя, и еще больше верю. Кто тебе жизнь сохранил, ангела на КАМАЗе выслал, о детях позаботился…?
— А мне, — ресницы Галкины снова вымокли, — мне как Бога узнать?
Галка пошла на поправку удивительно быстро, и скоро ее выписали. Только вот детей так и не смогли найти, по всем детдомам области искали, но поиск результатов не дал. Автобус довез в родной поселок. Женщина отряхнула снег с теплого тети Дусиного тулупа и валенок и зашла на родной порог.
Дома было тихо, не топлено, тоскливо. Галя посмотрела на кроватку младшенького, на игрушки, разбросанные по полу… И так больно сердцу стало:
— Где ж вы, сыночки мои, где мои родные? — и слезы горохом с глаз посыпались.
Чистые певучие голоса рассылали песню из-за перегородки. Она долетела до холодной Галкиной квартиры, застыла на мгновение и разместилась там. Потом до самой души добралась так, что уже ноги сами к соседям привели.
Галя открыла дверь и, без приглашения, вошла. У соседей и вступить некуда. Женщины какие-то в платочках, дети. Все поют. Вдруг:
— Мамочка, Мамка! — закричал старший и кинулся к Гале. Следом еще один подбежал. Она обняла их, глазам своим не верит.
— Сынушка, сынушка, — целует, гладит то одного, то другого. — А меньшенький, меньшенький где?
— Вот! — на руках у соседки-баптистки сидел меньшенький, и слазить с ее рук не собирался.
Галя поманила руками малыша, а он шею соседки обхватил и отвернулся.
— Сынок, — позвала Галя, — сынок.
Тот повернулся, поглядел на маму и вроде ручки потянул к ней, но тут же снова к соседке прижался, а потом раскинул ручонки и обнял маму и тетеньку…
Радости не было конца. В этот вечер Галя впервые в своей жизни помолилась. Потом женщины в платочках засобирались.
— Повезло тебе, — сказала одна из них Галине, — что добрая самарянка на пути твоем встретилась.
— Самарянка, грешница — это я, а она — святая!
… Галину уволили по статье за прогулы на третий же день. Но уже через неделю на руководителя поступила анонимная жалоба, и после проверки его деятельности он и сам был уволен. Место работы и квартира остались за Галей. Бог хранит и благословляет, по сей день сибирскую самарянку!
Елена Шилижинская