«Народ, имеющий плохое представление о Боге, будет иметь плохое государство,
плохие законы». (Г. В.Ф. Гегель)
“Ибо мы знаем, что закон духовен…” (Рим.7:14)
“Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием” (Рим.7:22)
“Право по глубочайшей своей внутренней природе — не государственного происхождения, не государством оно дается, распределяется и санкционируется, и поэтому только и может быть речь о правах неотъемлемых, не подлежащих утилитарной расценке.” (Н. Бердяев).
Все, вроде бы, на словах согласны, что должно быть не право силы, а сила права. Иногда вспоминают слова Александра Невского: “Бог не в силе, а в правде”.
Да, есть право силы. Это право биологическое, согласно дарвинизму: выживает сильнейший. Это даже не право, а определенная закономерность, закон природы. Для биологического уровня это естественно. Вожаки всегда физически сильнее своих пасомых. Отчасти это имеет место и на человеческом уровне: почти все российские начальники крупных габаритов.
Человечество выдвинуло другой принцип: принцип справедливости, который напрямую не связан с витально-биологическими характеристиками субъектов. Одно из его самых ранних выражений находится в кодексе законов вавилонского царя Хаммурапи (XVIII в. до Р. Х.): “закон нужен для того, чтобы сильный не обижал слабого”. Этот принцип связан с понятиями добра и зла как универсальных (всеобщих) принципов, с системой этических ценностей, представлением о должном и недолжном. Эти представления отражены в основных заповедях мировых религий: не воруй, не убивай, не причиняй ущерба и т. п. Вроде бы, это — общеизвестно. Теоретически с этими заповедями все согласны. Более того, эти заповеди легли в основу уголовного законодательства.
Но как только мы затронем духовные основания этих заповедей (философию права), то обнаружатся значительные разномыслия и даже разночувствия людей.
Так материалисты полагают, что законодательная и правовая система лишь отражает сложившееся соотношение сил общественных групп. Более того, материалисты практически отождествляют право с законом (см. любую советскую энциклопедию). И понятно почему: материализм утверждает детерминизм и не признает свободы личности. На словах свобода, конечно, профессорами не отрицалась, но свобода протаскивалась контрабандным путем в материализм. Материалистическое понимание права смыкается с биологическим: “право — это воля правящего класса, возведенная в закон” (К. Маркс). Это право силы. Не случайно Маркс так симпатизировал Дарвину и понимал государство прежде всего как инструмент насилия.
Этические релятивисты (relative-относительный), постмодернисты (новые софисты — лжемудрецы) доказывают, что никаких абсолютных (общих) норм нравственности вообще не существует. Их любимый довод: какие-нибудь экзотические острова, где все наоборот: что у нас считается добром, то у них там считается злом. Здесь “большой вклад” сделал т. н. исторический подход к праву, не только показавший зависимость правовых представлений от социокультурной обстановки, но и абсолютизировавший эту обусловленность. Отсюда же происходит популярная ложная идея допустимости манипулирования законами в чьих-либо (классовых) интересах. Довод опять же удивительно простой: “наука доказала, что всегда так было, значит так и будет. И это — это нормально”. Получается некая разновидность социального дарвинизма, фактопоклонства, узаконенного людоедства. Та же самая мысль просто выражена в романе Ф. М. Достоевского “Братья Карамазовы”: “Если Бога нет то все дозволено”. “Реалисты” от права, а по сути дела — правовые нигилисты, обычно доказывают, что “мир так устроен, что в нем всегда побеждают низменные интересы и, соответственно, носители этих интересов”. При этом они приведут массу примеров, когда и в жизни и в судах действительно попирались все нормы морали, и побеждало зло. На вопрос, хотели ли бы они изменить эту ситуацию, они либо ничего не отвечают, либо начинают по второму кругу приводить свои доводы, обвиняя несогласных с их точкой зрения в наивности, утопизме и т. п.
Философия давно знает этот прием. Называется это “редукционизмом”, сведение всей полноты реальности к какому-то ее аспекту. Все это — разновидности материализма. Его основные виды хорошо известны: биологический (дарвинизм), географический (геополитика), экономический (марксизм), сексуальный (фрейдизм) и др. Правовой материалистический редукционизм состоит в сведении собственного содержания права (свободы личности) к его обусловленности историческими социокультурными и экономическими факторами, в сведении права к утилитарной технической функции законодательного регулирования взаимодействий в социуме. Т. е. право сводится к закону силы. Важно отметить, что правовая система действительно обусловлена во многом историческими факторами, но неверно утверждать, что она ими ПОЛНОСТЬЮ детерминирована (предопределена).
Вопрос о понимании права сводится, таким образом, к изначальной системе ценностей: к основному вопросу философии: что важнее дух или материя? Что есть человек? Если важнее материя, то естественно подавлять всех материально слабых и очень естественно, например, “кулачное право” во всех его разновидностях. Это и есть естественное право (точнее говоря: закон) для животного мира.
Если же важнее духовное начало, в том числе и в человеке, то материальные характеристики человека, как субъекта права (рост, вес, пол, счет в банке, социальный статус), уходят на второй план, а на первом месте оказывается человеческое достоинство (образ и подобие Божие), которое не поддается материальному измерению. Именно при таком подходе возникает идея правового равенства всех людей. Такое понимание права очень неестественно с точки зрения какого-нибудь диамата, не случайно так охотно ассимилировавшего дарвинизм. Возникновение такого понимания права (сила права) можно назвать настоящим чудом. Конечно, такое чудо возникает не само по себе. Оно возможно, если достаточно большое число людей верят в примат моральных ценностей над грубой силой, верят в возможность элементарной справедливости. Если грубая сила побеждает сама по себе, непосредственно и “естественно”, то моральные ценности могут превалировать только при соответствующей правовой системе, охраняемой законом. В основе такой системы находится уважение к достоинству человеческой личности, к ее правам.
Это ясно выражено во “Всеобщей Декларации прав человека”, положенной в основу многих конституций. Упрощенно говоря, в основе такой законодательно-правовой системы лежит вера людей в победу добра над злом на земле. Добро и зло при этом понимаются не в субъективном чьем-то смысле, а как объективно значимые общие понятия (универсалии). Такая вера является важным аспектом веры в Бога. Верить в Бога означат верить в объективную силу добра, не считать добро чьим-то субъективным расположением. Никакая наука не покажет, чего на земле больше: добра или зла, и что должно возобладать. Религия вдохновляет людей двигаться в сторону добра, преодолевая препоны зла. Это и есть настоящий духовный реализм. Именно он является основой правового сознания.
Приведу пример правового подхода, актуальный для самых разных культурных и национальных сообществ, в том числе обитающих на самых экзотических островах.
Представим такую ситуацию: кто-то хочет открыть ресторан. В правовом государстве, такому человеку никто не будет чинить никаких препон, и даже могут дать кредит. Государство защитит такого человека от рэкетиров. Ведь основная задача правового государства — обеспечить всем гражданам равные условия конкуренции в правовом пространстве.
В не правовом государстве (или сообществе) такого человека либо запугают (какому владельцу соседнего ресторана нужна конкуренция?), либо начнут вымогать деньги.
Поставим вопрос: вы хотите жить при первой ситуации или при второй? Если при первой, тогда нужно двигаться в сторону первой ситуации, даже если она еще не сложилось. Но для этого нужно ПОВЕРИТЬ, что это возможно, что добро сильнее зла, поверить в объективную значимость добра, нужно поверить… в Бога. Но даже этого мало, нужно еще волевое усилие в сторону добра, нужна воля к истине.
Известно, что существует четкая прямо-пропорциональная зависимость между степенью христианизированности страны и уровнем ее благосостояния. Важно понять, что это происходит не только благодаря личным добродетелям христиан, но и благодаря тому, что понятия добра и зла имеют всеобще признанный характер, отражены в законодательной системе, институализированны (объективированны) в системе управления. Только благодаря этому, возможно правление (верховенство) закона, а не чиновника с его прихотями. Государственные законы при этом являются не инструментом в классовой или олигархической борьбе (избирательное применения закона, как это часто бывает в России), а выражением объективных этических принципов в социально-правовой сфере. Справедливость понимается как объективный закон жизни, как любовь в социальной сфере, а государство как организованное милосердие и благотворительность (В. С. Соловьев).
Кто-то может спросить: “а без Бога никак нельзя обойтись? Вот я знаю хорошего человека, который в Бога не верит и даже за права человека борется”. Вопрос о Боге очень не прост, и многие люди отрицают не Бога, а церковь как социальную институцию. О таких людях хорошо сказано в самой Библии: “когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то этим показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, оправдывающие одна другую” (Рим.2:14–15).
Такой закон стоит на страже права, которое в западной мысли получило название “естественного права”. Это уже не биологическая естественность (при которой надо давить слабого), а совсем другая — человеческая. В нас есть биологический уровень, но он должен быть подчинен более высокому человеческому началу, которое в свою очередь должно признать объективную значимость принципа добра, укорененного в Творце вселенной, Вселенском разуме, Логосе — Боге.
Игумен Вениамин (Новик)
Санкт-Петербург