О своем блокадном детстве рассказала историк евангельского движения Марина Каретникова. Церковный историк, писатель, профессор Марина Сергеевна Каретникова встретила блокаду одиннадцатилетней девочкой.
Она рассказала газете «Вера и общество» секрет выживания своей семьи. Оказалось, выживали те, кто делился и помогал.
– Расскажите, пожалуйста, о себе в тот период, когда началась блокада, сколько было вам лет, какой была ваша семья и ваши личные воспоминания об этом времени?
Господь провел через блокаду всю нашу семью от начала и до конца. Получилось так, что нас эвакуировали прямо навстречу немцам. Бомбили, и мы чудом выжили в этой кровавой мясорубке. После этого мы и решили никуда больше не двигаться, будь что будет. Мама, папа и мы, две дочери. К тому времени мне исполнилось 11 лет, я 1930-го года рождения. Считаю, что все положительные качества во мне: не жаловаться, уметь выносить любые лишения, общаться с людьми, иметь любовь к людям, – все это благодаря блокаде. Я, к примеру, до сих пор люблю очереди, в них можно пообщаться. В блокаду, в выходные, давали сухой паек, целый день уходил на ожидание в очереди, там мы и разговаривали. Голод – очень тяжелое переживание. Идешь голодный, в тебя стреляют, везде что-то взрывается, и ты на этом фоне живешь, и к этому привыкаешь. Мы ходили в школу через Неву, постоянно были на грани смерти, и к этому тоже привыкли.
В этот период папа работал на Ладоге, на дороге жизни, мама – в госпитале медработником. Самая суровая зима была в 41–42 годах. Когда сегодня бываешь на Пискаревском кладбище, то видишь везде могилы 42-го года. В 42 году уже все, что было, съели, все выдавали по карточкам. Вот у тебя есть карточка, ты получаешь свой хлеб и часто больше ничего, а иногда и хлеба нет. Как тут выживать? Поэтому люди умирали и умирали. Но на фоне всего этого мы испытывали глубокую веру, и в душе благодарили Бога. Мама учила нас искусству выживания, оно заключалось в том, что ты должен был заботиться о своих ближних. Верующие многим помогали, ходили с кипятком и давали его упавшим, и таким образом кого-то спасали. К 43 году более или менее жизнь наладилась, а в 44 году все кинотеатры были открыты, и нам показывали веселые фильмы, красивые и необыкновенные. За 35 копеек ты мог зайти в любой кинотеатр. Мы шли на фильмы с Лемешевым.
– Каким вы помните Ленинград, какие самые яркие для вас воспоминания? Мой дом был разбомблен одним из первых. Сейчас это метро «Адмиралтейская», угол Гоголя. Мы были внутри, когда упала бомба. У нас была отдельная квартира, но перед войною была мода коммунальных квартир, и нам прорубили стенку, и тогда образовался длиннющий коридор. Вечером 1 октября начался обстрел, и мы вышли в коридор, ведущий на лестницу. Мама взяла приготовленный чемоданчик, а у нас всегда были приготовлены вещи для того или для иного случая, в том числе и для арестов, и мы пошли. Вдруг страшный удар, погас свет, разбились все стекла, последовали вопли, суета и крик: «Бегите, дом на вас рушится!» Бомба упала в парадную, выбегающие вниз по лестнице люди погибли. Они побежали не в том направлении, а мама переждала, и мы спокойно вышли как бы уже в открытую улицу. Нас втянули в бомбоубежище. И что интересно, наша квартира сохранилась, там даже стекла не вылетели. Можно было бы там жить, но нам не дали, потому что у дома образовалась угрожающая трещина, и поэтому мы были лишены жилья. Мы оказались без дома. Еще четырнадцать лет у нас не было собственного жилья, и мы жили по разным углам и в коммуналках… Это отдельная история.
Но вот настала зима 41-го года. Вы видите, какая сейчас у нас зима? А тогда было 30–40 градусов мороза. Стояли трамваи на Невском проспекте, когда там еще была трамвайная линия, и лежали трупы. Не было, конечно, воды, туалетов. Все выливалось на улицы. Весной, когда все начало таять, городу грозила эпидемия, и шатающиеся от голода ленинградцы вышли с лопатами убирать улицы. Мама обвязала руки несколькими полотенцами, но все равно кожа сдиралась до крови. Город был убран. Вот это состояние высокого духа было удивительное. И здесь я вижу несколько духовных закономерностей: запрещено было жаловаться, запрещено унывать. Это по Библии, да? Как там сказано? «Унылый дух сушит кости». Запрещено передавать страшные слухи, запрещено воровать.
У меня хранится отцовская Библия, в ней истертые странички, бесконечно листанные. Мы молчали. Вы знаете, когда голоден, нельзя тратить энергию. Больше всего энергии тратится не на то, чтобы одеться, подняться, пойти, а на разговоры. Когда надежды не было никакой, Бог подал Свою помощь. Маме дали работу в госпитале на Островах (на Каменном острове был госпиталь). Это было наше спасение. Мы переехали на Острова и начали там жить. И те же самые закономерности: в госпитале мама днем была культработником, а ночью – медсестрой. Культработник – это человек, который должен был организовать веселье: веселые песни, веселые истории, веселые спектакли, фильмы. Мама приглашала в госпиталь всех артистов, которые оказались в Ленинграде. Преображенскую, комика Волжского. Раненым бойцам показывали только веселые фильмы. Медсестры нарумянивали себе щеки, одевали сарафаны, кокошники и танцевали. Запрещалось жаловаться, ныть. Это было преступление. Запрещалось говорить о еде. Голоден – молчи, не жалуйся, не проси ничего! Город мы не отдадим.
– Мария Сергеевна, как вы считаете, что помогло отстоять город?
Бог помог, однозначно. Много размышляют на эту тему, и если исключить, что это чудо, то непонятно почему. Сил на защиту у нас не было, людей не было. Москву защищали, а тут все снято было. Поэтому совершенно непонятно. Есть мнение, что немцы ждали, пока город свалится сам, называли его городом мертвых, но у всех была необъяснимая уверенность, что город мы не отдадим. Вот мама у меня хоть и была приезжей, но говорила: «Я не отдам этот город», и бабушка моя, выпускница Смольного института, как говорится, из бывших, тоже была патриоткой. Патриотизм был в крови, в печенках, во всем. Даже в школе нам говорили: «Вы учитесь, это ваш вклад в победу». Когда я читаю про другие города, такого не было.
– Где вы встретили сообщение о том, что блокада снята и как это было?
Мы жили, можно сказать, в обнимку с радиотарелкой, потому что слушали сообщения с фронтов. Еще у нас была душа города – Ольга Бергольц, ее стихи. Радио все время было включено, поэтому я сама слышала сообщения и о прорыве блокады, и о снятии блокады. Люди на улицах обнимались, плакали, было чувство, что больше в жизни ничего плохого не будет, как будто бы рай пришел. И было ощущение огромной семьи, мы все побывали в одной мясорубке, мы все пострадали от страшного голода, мы все пережили эти бомбежки, обстрелы. И было чувство великой радости и ощущение светлого будущего.
– Марина Сергеевна, часто мы слышим, как много чудес происходило на войне, и, может быть, вы могли бы вспомнить какие-то истории, яркие эпизоды, участницей которых были вы, либо ваша семья, родные и близкие, настоящее чудо, в полном смысле этого слова?
Да. Я эти истории частично записывала в церкви. Мы получили задание от пресвитера записывать истории тех, кто всю войну, будучи уже членом церкви, был в Ленинграде. Самая распространенная, когда ничего на карточки не давали, и все уже съедено, и завтра, по сути, ты умрешь, вдруг раздается стук в дверь, приезжает сосед с мешком продовольствия. Он приехал к семье, а дома уже нет, и он отдавал все своим бывшим друзьям, соседям. Чудес было много. Наша сестричка потеряла продовольственные карточки, что было равносильно смертному приговору, но она решила вернуться, уже и время прошло, и по этой дороге люди ходили, и находит свой кошелечек, лежащий там, где он упал. Как это назвать? Чудом? Я не знаю, каким образом вся наша семья, мама, папа и мы с сестрой выжили. Я так до сих пор этого и не понимаю. И бомбежку, и этот голод, и обстрелы мы пережили, и живы, и благословлены и в работе, и в учебе, и в семье, дети здоровые. Это все-все чудо, потому что мы не должны были выжить. «Благо человеку, когда он несет иго в юности своей». Он от этого ига очень многому научается: ответственности, молчанию, учится не унывать, не падать духом, не жаловаться.
Беседовал Павел Евтеев Ежемесячное обозрение «Вера и общество» Номер 1 (280) за 2014 год