Хри­сти­а­нин идет вперед

20 мар­та 1809 года родил­ся Нико­лай Васи­лье­вич Гоголь. Боль­шин­ство из нас зна­ет его про­из­ве­де­ния, кото­рые были дале­ки от хри­сти­ан­ских идей. Тако­ва была совет­ская дей­стви­тель­ность – нам нель­зя было ино­го знать о писа­те­ле. «Вий», «Вече­ра на хуто­ре близ Дикань­ки», «Реви­зор» и «Мерт­вые души» – вот весь джентль­мен­ский набор позна­ний о Гого­ле сред­не­го выпуск­ни­ка сред­ней школы.

Лишь после раз­ва­ла СССР нача­ли боль­ше гово­рить о дру­гой сто­роне меда­ли твор­че­ства вели­ко­го писа­те­ля. Извест­но, что Гоголь, после мучи­тель­но­го душев­но­го кри­зи­са, летом 1845 года обра­тил­ся к Богу. В его после­ду­ю­щий пери­од жиз­ни были напи­са­ны про­из­ве­де­ния, хоть и не столь объ­ем­ные и извест­ные, но весь­ма инте­рес­ные всем веру­ю­щим в Иису­са Христа.

При­ве­ду одно пись­мо Нико­лая Васи­лье­ви­ча, кото­рое меня в свое вре­мя очень затро­ну­ло и вдох­но­ви­ло, когда я его нашел и прочел.

Н. В. Гоголь «Духов­ная про­за» (Из-во «Рус­ская кни­га», 1992, 560 с). 
Пись­мо к Щ.….ву

Друг мой! счи­тай себя не ина­че, как школь­ни­ком и уче­ни­ком. Не думай, что­бы ты уже был стар для того, что­бы учить­ся, что силы твои достиг­ну­ли насто­я­щей зре­ло­сти и раз­ви­тия и что харак­тер и душа твоя полу­чи­ли уже насто­я­щую фор­му и не могут быть луч­ши­ми. Для хри­сти­а­ни­на нет окон­чен­но­го кур­са; он веч­но уче­ник, и до само­го гро­ба уче­ник. По обык­но­вен­но­му, есте­ствен­но­му ходу чело­век дости­га­ет пол­но­го раз­ви­тия ума сво­е­го в трид­цать лет. От трид­ца­ти до соро­ка еще кое-как идут впе­ред его силы; даль­ше же это­го сро­ка в нем ничто не подви­га­ет­ся, и все им про­из­во­ди­мое не толь­ко не луч­ше преж­не­го, но даже сла­бее и холод­ней прежнего.

Но для хри­сти­а­ни­на это­го не суще­ству­ет, и, где для дру­гих пре­дел совер­шен­ства, там для него оно толь­ко начи­на­ет­ся. Самые спо­соб­ные и самые даро­ви­тые из людей, пере­ва­лясь за соро­ка­лет­ний воз­раст, тупе­ют, уста­ют и сла­бе­ют. Пере­бе­ри всех фило­со­фов и пер­вей­ших все­свет­ных гени­ев: луч­шая пора их была толь­ко во вре­мя их пол­но­го муже­ства; потом они уже поне­мно­гу выжи­ва­ли из сво­е­го ума, а в ста­ро­сти впа­да­ли даже в мла­ден­че­ство. Вспом­ни о Кан­те, кото­рый в послед­ние годы обес­па­мя­тел вовсе и умер, как ребе­нок. Но пере­смот­ри жизнь всех свя­тых: ты уви­дишь, что они креп­ли в разу­ме и силах духов­ных по мере того, как при­бли­жа­лись к дрях­ло­сти и смер­ти. Даже и те из них, кото­рые от при­ро­ды не полу­чи­ли ника­ких бле­стя­щих даров и счи­та­лись всю жизнь про­сты­ми и глу­пы­ми, изум­ля­ли потом разу­мом речей сво­их. Отче­го ж это?

Отто­го, что у них пре­бы­ва­ла все­гда та стре­мя­щая сила, кото­рая обык­но­вен­но быва­ет у вся­ко­го чело­ве­ка толь­ко в лета его юно­сти, когда он видит перед собой подви­ги, за кото­рые награ­дой все­об­щее руко­плес­ка­нье, когда ему мере­щит­ся радуж­ная даль, име­ю­щая такую заман­ку для юно­ши. Угас­ну­ла пред ним даль и подви­ги – угас­ну­ла и сила стре­мя­щая. Но перед хри­сти­а­ни­ном сия­ет веч­но даль, и видят­ся веч­ные подви­ги. Он, как юно­ша, алчет жиз­нен­ной бит­вы; ему есть с чем вое­вать и где под­ви­зать­ся, пото­му что взгляд его на само­го себя, бес­пре­стан­но про­свет­ля­ю­щий­ся, откры­ва­ет ему новые недо­стат­ки в себе самом, с кото­ры­ми нуж­но про­из­во­дить новые бит­вы. Отто­го и все его силы не толь­ко не могут в нем заснуть или осла­беть, но еще воз­буж­да­ют­ся бес­пре­стан­но; а жела­нье быть луч­шим и заслу­жить руко­плес­ка­нье на небе­сах при­да­ет ему такие шпо­ры, каких не может дать наи­силь­ней­ше­му често­люб­цу его нена­сы­ти­мей­шее често­лю­бие. Вот при­чи­на, поче­му хри­сти­а­нин тогда идет впе­ред, когда дру­гие назад, и отче­го ста­но­вит­ся он, чем даль­ше, умнее.

Ум не есть выс­шая в нас спо­соб­ность. Его долж­ность не боль­ше, как поли­цей­ская: он может толь­ко при­ве­сти в поря­док и рас­ста­вить по местам все то, что у нас уже есть. Он сам не двиг­нет­ся впе­ред, поку­да не двиг­нут­ся в нас все дру­гие спо­соб­но­сти, от кото­рых он умне­ет. Отвле­чен­ны­ми чте­нья­ми, раз­мыш­ле­нья­ми и бес­пре­стан­ны­ми слу­ша­нья­ми всех кур­сов наук его заста­вишь толь­ко слиш­ком немно­го уйти впе­ред; ино­гда это даже подав­ля­ет его, мешая его само­быт­но­му раз­ви­тию. Он несрав­нен­но в боль­шей зави­си­мо­сти нахо­дит­ся от душев­ных состо­я­ний: как толь­ко забу­шу­ет страсть, он уже вдруг посту­па­ет сле­по и глу­по; если же покой­на душа и не кипит ника­кая страсть, он и сам про­яс­ня­ет­ся и посту­па­ет умно. Разум есть несрав­нен­но выс­шая спо­соб­ность, но она при­об­ре­та­ет­ся не ина­че, как побе­дой над страстьми. Его име­ли в себе толь­ко те люди, кото­рые не пре­не­брег­ли сво­им внут­рен­ним вос­пи­та­ни­ем. Но и разум не дает пол­ной воз­мож­но­сти чело­ве­ку стре­мить­ся впе­ред. Есть выс­шая еще спо­соб­ность; имя ей – муд­рость, и ее может дать нам один Христос.

Она не наде­ля­ет­ся нико­му из нас при рож­де­нии, нико­му из нас не есть при­род­ная, но есть дело выс­шей бла­го­да­ти небес­ной. Тот, кто уже име­ет и ум и разум, может не ина­че полу­чить муд­рость, как молясь о ней и день и ночь, про­ся и день и ночь ее у Бога, воз­во­дя душу свою до голу­би­но­го незло­бия и уби­рая все внут­ри себя до воз­мож­ней­шей чисто­ты, что­бы при­нять эту небес­ную гостью, кото­рая пуга­ет­ся жилищ, где не при­шло в поря­док душев­ное хозяй­ство и нет пол­но­го согла­сья во всем. Если же она всту­пит в дом, тогда начи­на­ет­ся для чело­ве­ка небес­ная жизнь, и он пости­га­ет всю чуд­ную сла­дость быть уче­ни­ком. Все ста­но­вит­ся для него учи­те­лем; весь мир для него учи­тель: ничтож­ней­ший из людей может быть для него учи­тель. Из сове­та само­го про­сто­го извле­чет он муд­рость сове­та; глу­пей­ший пред­мет ста­нет к нему сво­ей муд­рой сто­ро­ной, и вся все­лен­ная перед ним ста­нет, как одна откры­тая кни­га уче­нья: боль­ше всех будет он чер­пать из нее сокро­вищ, пото­му что боль­ше всех будет слы­шать, что он уче­ник. Но если толь­ко возо­мнит он хотя на миг, что уче­нье его кон­че­но, и он уже не уче­ник, и оскор­бит­ся он чьим бы то ни было уро­ком или поуче­ньем, муд­рость вдруг от него отни­мет­ся, и оста­нет­ся он впотьмах, как царь Соло­мон в свои послед­ние дни.

1846 год.

Денис Подо­рож­ный