Латыш­ка в тре­тьем поколении

6 октяб­ря 2019 года на 98 году жиз­ни ото­шла в веч­ность ста­рей­ший член Церк­ви ЕХБ в горо­де Песто­во Вален­ти­на Мат­ве­ев­на Бой­цо­ва (Сприн­гис). (Пуб­ли­ка­цию о В. М. Сприн­гис читай­те в газе­те «Ладья» №1 (99) за 2012 год).

Выдерж­ка из ста­тьи Инги Речa (Inga Reca) жур­нал «Вос­крес­ное утро» (Svetdienas rits) №8 (1873) август 2013 г.

Воз­вра­ща­ем­ся назад в 2013 год. Вален­ти­на Сприн­гис встре­ча­ет нас во вновь посто­ро­ен­ном хра­ме бап­ти­стов в Песто­во, что выгля­дит как млад­шая сест­рен­ка Нов­го­род­ской церкви.

Уви­дев ее, я зыбы­ваю, что нахо­жусь где-то дале­ко в Рос­сии, я вижу очень латыш­скую «белую» маму­леч­ку, со вку­сом оде­тую. Спе­шу достать из рюк­за­ка гостин­цы из Лат­вии – бухан­ку ржа­но­го хле­ба, сыр с тми­ном, шоко­лад, зефир фаб­ри­ки Laima. Вза­им­но она мне вру­ча­ет огром­ную кни­гу – Биб­лию на латыш­ском язы­ке. «Это мне при­сла­ла дво­ю­род­ная сест­ра из Лие­паи. Посе­ща­ла она цер­ковь Пав­ла. У меня была своя Биб­лия, семей­ная, ту отда­ла Ана­то­лию Ива­но­ви­чу для музея.» Она гово­рит на пра­виль­ном латыш­ском язы­ке – таком чистом и ясном, что я долж­на опом­нить­ся от сюр­при­за. Еще цен­нее быдет раз­го­ва­ри­вать с нею, когда узнаю, что не она, не ее роди­те­ли не роди­лись в Лат­вии. В сере­дине 19 века ее про­ро­ди­те­ли выеха­ли из тогдаш­ней Бал­тий­ской губер­нии цар­ской Рос­сии. В жиз­нен­ное опи­са­ние Вален­ти­ны ясность вне­сет интер­вью, запи­сан­ное еще рань­ше епи­ско­пом Ана­то­ли­ем Ива­но­ви­чем, кото­рое было опуб­ли­ко­ва­но в газе­те Нов­го­род­ско­го при­хо­да бап­ти­стов «Ладья», – к сожа­ле­нию, солид­ные годы мно­гое успе­ли сте­реть из памя­ли Валентины.

Наш жур­нал создан в 1920 году, вы роди­лись в 1921 году. Мне было инте­рес­но при­е­хать и было очень важ­но позна­ко­мить­ся с совре­мен­ни­цей жур­на­ла «Вос­крес­ное утро», латыш­кой, кото­рая, может быть, един­ствен­ная оста­лась в этой обла­сти России.

– Да, я «полез­ное ископаемое»!

Как Ваши мать и отец попа­ли в тогдаш­нюю Нов­го­род­скую губернию?

Мой отец родил­ся в Рос­сии. Когда царь Алек­сандр издал при­каз об отмене кре­пост­но­го пра­ва, в Лат­вии зем­ли было мало, каж­дый хотел кусо­чек зем­ли. В Рос­сии нача­ли про­да­вать зем­лю, тут были боль­шие просторы.

Я не знаю свои кор­ни в Лат­вии, не знаю, где они жили, не знаю, был ли отец из Кур­зе­ме или Вид­зе­ме. И мами­ну роди­ну тоже не знаю. Знаю толь­ко то, что один был из Кур­зе­ме, дру­гой – из Вид­зе­ме (цен­траль­ная часть Лат­вии и часть севе­ро-восто­ка, бли­же к Эсто­нии – Авт.) Знаю толь­ко, что в родне мамы вари­ли овся­ный кисель. 
Может быть они выход­цы из Латгалии?

Нет, не лат­галь­цы. Мама сва­рит овся­ный кисель, сынок, мой бра­тиш­ка Фри­дис и папа захо­дят из кух­ни в ком­на­ту и ржут как лоша­ди. Мама гово­рит: «Что это за ново­сти?» Папа отве­ча­ет: «Лоша­ди­ную еду поку­шал, надо по лоша­ди­но­му гово­рить!» Меня спра­ши­ва­ла род­ствен­ни­ца, кото­рая живет в Огре, Мария Сприн­ге, где искать кор­ни семьи Сприн­гис? Я ей напи­са­ла про овся­ный кисель.

Зна­е­те ли Вы, в каком году Ваши роди­те­ли при­е­ха­ли в Россию?

Мои роди­те­ли роди­лись в Рос­сии. Папа (Мат­вей Сприн­гис) родил­ся в 1887 году, мама (Анна Дено­ва) – не знаю, в 1891 году, может быть.

Тогда в Рос­сию при­е­ха­ли их родители?

Да, при­е­ха­ли мои прадеды.

Где они жили?

Жили в рус­ской деревне, поз­же они ста­ли объ­еде­нять­ся. В Любо­ля­дах жил Сприн­гис, мой дед. Фами­лия мами­но­го рода была Дено­ва. Сприн­гис были люте­ран­ской веры, мама – бап­тист­ской. Папе при­хо­ди­лось пере­хо­дить в бап­тист­скую веру.

Поче­му?

Навер­ное, не мог­ли поже­нить­ся – один лутурс (Вален­ти­на так назы­ва­ет люте­ран – Авт.), дру­гой – бап­тист. Было необ­хо­ди­мо, что­бы была одна вера. Папа при­нял бап­тист­скую веру. Не знаю в каком году, я тогда еще не роди­лась, когда они при­об­ре­ли себе зем­лю, 18 гек­та­ров леса. Пер­вым ребен­ком был бра­тик (Фри­до­лин), в 1912 году рож­ден­ный, сест­ра (Лилия) роди­лась в 1914 году, я – в 1912 году. Роди­те­ли уло­жи­ли детей под елку и руби­ли лес. Дом наш постро­и­ли на бере­гу реки.

Домик еще сохранился?

Нет, домик пере­вез­ли в 1939 году, когда все отдель­ные хозяй­ства лик­ви­ди­ро­ва­ли. Всем при­ка­за­ли жить в деревне. Я тогда учи­лась уже в Ленинграде.

Как назы­ва­ли деревню?

Дуб­ров­ка.

Вам мама и отец рас­ска­зы­ва­ли , как их роди­те­ли попа­ли в Россию?

Нет. О латы­шах осте­ре­га­лись гово­рить, толь­ко из доку­мен­тов допро­сов я поз­же узна­ла, где отец родил­ся. 
Были ли живы Ваши дедуш­ка с бабуш­кой, когда Вы родились?

Дедуш­ка был еще. У дедуш­ки в семей­стве Сприн­гис было восемь чело­век – чет­ве­ро детей от пер­вой жены, чет­ве­ро – от вто­рой. Все Сприн­гис были луту­ры (люте­ране). Однис летом, пом­ню, был какой-то празд­ник – во дво­ре накры­ва­ли стол, все сиде­ли за сто­ла­ми, а дедуш­ка был уже сле­пым, он сидел на сту­ле, на сол­ныш­ке. А мами­ну маму я хоро­шо знаю, была фото­гра­фия, где она сидит за ткац­ким стан­ком. Ее уби­ли. Она запу­сти­ла к себе пере­но­че­вать какую-то пару мужа с женой, и неиз­вес­но что им при­шло на ум, но они уби­ли чело­ве­ка! Навер­ное, дума­ли, что мно­го богат­ства, она одна жила.

Там, где Вы в дет­стве рос­ли, было мно­го латышей?

В нашем окру­ге жили око­ло 28 или 29 семей, кото­рые посе­ща­ли цер­ковь в Дуб­ров­ке. У нас в Дуб­ров­ке были церк­ви и бап­ти­стов и лютеран.

А кого было больше?

Бап­ти­стов было боль­ше. В Любо­ля­дах, 4 км. от Дуб­ров­ки, луту­ру церк­ви не было, они еха­ли к нам. В люте­ран­ской церк­ви поз­же сде­ла­ла клуб.

Помни­те, как зва­ли священника?

В латыш­ской церк­ви бап­ти­стов был Юлийс Калныньяш.

У меня фото­гра­фия есть. Надо было напи­сать, кто на фото­гра­фи­ях, но мы не дого­да­лись. Теперь я уже забы­ла. Это было в 1997 году, когда позна­ко­ми­лась с ана­то­ли­ем Ива­но­ви­чем, тогда я пом­ни­ла всех, тогда я еще была жива.

Вы же и теперь живы!

(Вален­ти­на смеется).

Вы учи­лись в Петер­бур­ге, в латыш­ском педа­го­ги­че­ском тех­ни­ку­ме. В то вре­мя в Петер­бур­ге было так мно­го латы­шей, что шко­лы даже были спе­ци­аль­но для латышей?

Латыш­ских школ было мало, но латы­ши съе­ха­лись со всей Рос­сии, Бело­рус­сии, Укра­и­ны, Сиби­ри. Это было до 1938 года, когда тех­ни­кум лик­ви­ди­ро­ва­ли, всех педа­го­гов аре­сто­ва­ли, а мы все раз­бре­лись по Ленин­град­ской обла­сти. 
Что про­изо­шло с вашей семьей, когда нача­лись ста­лин­ские репрессии?

Об этом я не могу гово­рить без слез… В фев­ра­ле трид­цать седь­мо­го года по недо­смот­ру мед­пер­со­на­ла умер­ла сест­ра. 24 фев­ра­ля у папы был день рож­де­ние, а у нее – день похо­рон. 5 авгу­ста 1937 года аре­сто­ва­ли папу, а 11 сен­тяб­ря его рас­стре­ля­ли. Мы не зна­ли, что он рас­стре­лян. Он был аре­сто­ван и осуж­ден без пра­ва пере­пис­ки. Это узна­ла Лена Шили­жин­ская, она рабо­та­ла сов­мест­но с Ана­то­ли­ем Ива­но­ви­чем в архи­ве. (О том, что отца и бра­та застре­ли­ли сра­зу после аре­ста, Вален­ти­на узна­ла совсем недав­но, когда епи­скоп А. Кора­бель начал изу­чать исто­рию бап­ти­стов Нов­го­ро­да. – Авт.) Я думаю, сла­ва Богу, что они дол­го не муча­лись. Похо­ро­не­ны они на Лева­шов­ской пустоши.

За что аре­сто­ва­ли отца?

Тогда аре­сто­вы­ва­ли всех.

За то, что он был веру­ю­щий, или пото­му, что он был латыш?

Пре­дал началь­ник и писарь кол­лек­тив­но­го хозяй­ства – их под­пи­си на доку­мен­тах аре­ста. Пре­да­ли всех луч­ших работ­ни­ков. Папа был акти­ви­стом в цер­ков­ной жиз­ни, он в цер­ков­ной два­дцат­ке числился.

Что он делал в церкви?

В церк­ви был совет – это счи­та­лось «Два­дцат­кой» – актив­ные веру­ю­щие, вот и папа был сре­ди них. 
В 1937 году церк­ви уже не было. Его обви­ня­ли как шпи­о­на, свя­зан­но­го с загра­ни­цей. Вся­кую ерун­ду там придумали.

Что про­изо­шло с Вами и с мамой?

Я была двен­на­дца­ти­лет­няя девоч­ка, когда меня при­вез­ли в Ленин­град. Я учи­лась в 5,6,7 клас­сах в латыш­ской шко­ле. Это была рус­ская шко­ла, но один этаж был выде­лен толь­ко для латыш­ских учеников.

Сколь­ко клас­сов было в латыш­ской школе?

10 клас­сов, но я закон­чи­ла толь­ко семь, не хва­та­ло средств.Потом учи­лась в педа­го­ги­че­ском тех­ни­ку­ме, жила у дяди. Когда учи­лась в тех­ни­ку­ме, жила в общежитии.

А дядя чем занимался?

Это был мамин брат Денов Эдвардс, он рабо­тал в Поли­тех­ни­че­ском инсти­ту­те рабо­чим. В 1938 году я уже учи­лась на Вал­дае, это в Нов­го­род­ской обла­сти, там я зокон­чи­ла педа­го­ги­че­ский инсти­тут и меня отпра­ви­ли на рабо­ту в Песто­во. Мама жила в кол­лек­ти­ве одна, в 1939 году мама пере­вез­ла дом в деревню.

Что с Вами про­ис­хо­ди­ло, когда нача­лась война?

Я рабо­та­ла тут, в деревне.

Кого Вы учили?

У меня была малень­кая шко­ла, я одна учи­ла все четы­ре клас­са. (Вален­ти­на дол­гие годы пре­по­да­ва­ла мате­ма­ти­ку, была заву­чем. – Авт.) Мама оста­лась в окку­па­ции. Я ей гово­ри­ла, если сюда вой­дут нем­цы, я уйду с нашей арми­ей. Была я при­зва­на копать тран­шеи. Когда начал­ся учеб­ный год, всех учи­те­лей вер­ну­ли в шко­лу. Тогда в Песто­во при­е­ха­ла мама из Лит­вы. Во вре­мя вой­ны нем­цы ее вывез­ли. Они и сожгли наш дом. Когда мама вер­ну­лась, мы поеха­ли в наш посе­лок, от дома там оста­лись лишь тру­бы. Я взя­ла ее жить к себе. Тут она и умер­ла. Я закон­чи­ла инсти­тут на заоч­ном, рабо­та­ла, а теперь я на пенсии.

Вы всю жизнь про­жи­ли в Пестово?

Да. Все мои род­ствен­ни­ки в Латвии.

Поче­му не вернулись?

Мама не еха­ла, пото­му, что я была здесь, рабо­та­ла уже.

Во вре­ме­на Совет­ско­го Сою­за у Вас не было мыс­ли, что мож­но пере­ехать в Лат­вию? Жили здесь, рабо­та­ли и не хоте­лось нику­да ехать?

Я хоте­ла ехать, но обсто­я­тель­ства так сло­жи­лись… и я не уехала.

Но в гостях в Лат­вии были?

Была в Юрма­ле, в Скри­ве­рах, в Огре. С 1948 года – каж­дый год.

В совет­ские годы ходи­ли в церковь?

Види­те, мне было 7 лет, когда наши жите­ли еще ходи­ли в цер­ковь. Что­бы лик­ви­ди­ро­вать вос­кре­се­нье, 5,10,15,25 и 30 чис­ла были опре­де­ле­ны как выход­ные дни, осталь­ные дни нуж­но было рабо­тать. Это было в 1928 году, я пошла в 1‑й класс. Веренс Алфредс был нашим учи­те­лем. Мимо нашей шко­лы вела доро­га в цер­ковь. Тогда еще жили в сво­их хозяй­ствах. Про­хо­дит мимо Зиверст Август, наш дири­жер цер­ков­но­го хора, у него в руках тро­сточ­ка, и учи­тель бега­ет по клас­су и паро­ди­ру­ет дири­же­ра. А я сижу и пла­чу, что высме­и­ва­ют нас, веру­ю­щих. (В совет­ское вре­мя Вален­ти­на в Риге наве­сти­ла сво­е­го седо­го учи­те­ля. «Он был ста­рый, бес­по­мощ­ный и глу­бо­ко веру­ю­щий», вспо­ми­на­ет Вален­ти­на. – Авт.)

Я роди­лась в семье веру­ю­щих, читать учи­лась по Биб­лии. Мать и отец гово­ри­ли: «Божень­ка видит все, зна­ет все. Ты зна­ешь, что о тебе Божень­ка забо­тит­ся, и пло­хо­го делать ниче­го нель­зя, за все это Божень­ка нака­жет. Так учи­ли ребен­ка. Так я рос­ла. Все наши род­ствен­ни­ки были веру­ю­щи­ми. В Ленин­гра­де, в школь­ное вре­мя, когда я жила у дяди, у них родил­ся сыно­чек. Вече­ра­ми я их отпус­ка­ла на собра­ния, оста­ва­лась дома с ребен­ком. Когда я уже рабо­та­ла, с тетей еха­ла в Ленин­град, вме­сте шли в цер­ковь на Поклон­ной горе. Так я всю жизнь жила с Богом.

Поз­же, когда я хоте­ла вер­нуть­ся в свою веру, толь­ко в 1995 году я в Песто­во услы­ша­ла, что будет про­во­дить­ся еван­ге­ли­за­ция. Пошла туда, когда все кон­чи­лось, спро­си­ла, какая у них вера, и свя­за­ны ли они с цер­ко­вью на Поклон­ной горе? Он ска­зал – «Еван­гель­ская». Зна­чит это моя вера.

В совет­ское вре­мя навер­ня­ка Вы не мог­ли ходить в цер­ковь пото­му что Вы были учителем?

Да, так мож­но ска­зать. Но я за всю жизнь ни одно­го сло­ва про­тив Бога не гово­ри­ла, на моем серд­це нет это­го гре­ха. Теперь, сла­ва Богу, девя­но­сто тре­тий год идет. Никто так дол­го не жил, как я! (Сно­ва смеется).

Пер. авто­ра Инги Реча.