Огромная тяжелая железная дверь закрылась, и худощавый мужчина в поношенном затертом костюме впервые за 10 лет вдохнул воздух свободы.
День выдался необыкновенным. Утренний морозец прошел, и осеннее солнце на прощанье грело по-летнему. Под ногами шуршала желтая листва, нарушая безветренную тишину. Грусти не было, в сердце гнездилась тихая песня с простеньким мотивчиком и незатейливыми словами:
“Свобода, нет решеток, и небо без полос, и воздух не сырой, и еду я домой”. И так все пелось и пелось под шуршания листвы, и, незаметно, путник оказался на вокзале. Он молча протянул в окошечко кассы деньги и бумажку, на которой большими печатными буквами красовалось: “станция Теребутица”.
— Один? — женский голос за кассовым окном был безразличным. Мужчина кивнул. Кассирша подняла глаза:
— Я русским языком спрашиваю: один?
мужчина снова кивнул, на этот раз кассирша увидела его кивок.
— Вам что, не сказать? — все сильнее в ее голосе слышалось раздражение. Мужчина покачал головой. Кассирша поняла, что клиент нем, и отстала от него. Молча, как бы извиняясь, она протянула ему билет и на обратной стороне листка написала номер пути и поезда. Хотя это было совершенно лишним. Клиент слышал, только ответить не мог.
До поезда еще было немного времени, и бывший арестант отправился перекусить в местной дешевой столовой недалеко от вокзала. На перекрестке его дернула за рукав низенькая и сгорбленная старушка:
— Сынок, помоги дорогу перейти.
Возражать “сынок” не мог, он просто отвернулся и отошел в сторону, чтобы дождаться нового сигнала светофора и без попутчиков перейти улицу. Видеть никого не хотелось.
Старушке помочь вызвался другой прохожий, молодой симпатичный паренек.
— Благослови тебя Господь, мил человек, счастливой судьбой, — сказала старушка, и они пошли между замерших машин. Немой постоял так еще мгновение, будто вспоминая что-то давнее.
— Она, это она, та самая, — кричала внутри память. Он дернулся к переходу, но ревущие машины заполонили дорогу. Старушка на другой стороне тротуара исчезла так же быстро и незаметно, как и появилась. Немой все свое обеденное время бежал по улице, заглядывал в попутные магазины, но старухи нигде не было…
Теребутицкие мальчишки народ занятой, они всегда заняты салочками, догонялочками и другими забавами. Заводила, 8 летний Колька, бегал с одного конца деревни со всей своей ватагой, на другой — глухого дразнить. Ребята поджидали, когда тот выйдет из дому, потом окружали его и — кто подзатыльник поддаст, кто — по спине треснет, кто — по плечу. И при этом орут:
— Угадай, кто тебя ударил? — глухой, тоже Колька, только жал плечами, чем заставлял хохотать всех до коликов.
Колька больно треснул глухого, тот заплакал, чумазым кулаком растирал слезы по лицу, и от того был еще смешнее. Появление бабки Лукерьи мальчишки не заметили.
… Бабку Лукерью все в Теребутицах боялись. Не скандальная она и не злобная, по виду добродушная, да только что не скажет, все сбывается по слову ее.
Один мужик в деревне крепко пил, и все опасался, что пьяный утопнет. Так она ему однажды сказала:
— Чего боишься, то с тобою и случится, — да еще прибавила, — не мои это слова, я тебе как от Бога говорю.
Вскоре пропал мужик, а по весне труп его, рыбами поеденный, к берегу за мостками прибило. Даже следователь приезжал у бабки спрашивать: откуда она знала, что так покойный жизнь окончит? Она говорила, что в Библии прочитала это.
— Что, и про теребутицкого утопленника? — удивлялся следователь.
— Про все там сказано, и про него, — спокойно отвечала бабка. Потом она открыла свою старую большую книгу, подала ее следователю, ткнула пальцем и говорит:
— Вот, читай.
Тот и прочитал:
“Чего страшится нечестивый, то и постигнет его”, — пожал плечами да уехал.
После того случая на бабку Лукерью боялись взгляда косого кинуть, не то, что слово недоброе сказать. И как только появлялась она на улице деревенской, бабы судачить переставали и вмиг исчезали по своим домам. Только детвора оставалась на улице, ей бабкины рассказки нипочем.
— Колька, — позвала Лукерья заводилу, и вмиг смех стих, — обижать увечных грех. Запомни: зло добра не даст, — сказала и пошла. Колька глухой понял, что ему тикать пора, и вмиг за калитку шмыгнул. Мальчишки вскоре разошлись по своим домам.
Домой поплелся и Колька. У порога его встретила мать и мокрым полотенцем отхлестала сына, приговаривая:
— Это тебе ответ от глухого. — Колька не плакал. Мать злилась все больше и больше:
— Я тебя добру учу, а ты чего ж вытворяешь? — В завершении порки она потащила сына в сарайку, за огородом. Заперла его там и сказала:
— Сиди здесь за свои выходки покуда я с фермы не вернусь. — Колька остался один. Он попробовал покричать, но никто не отзывался. Он уселся на земляной, прикрытый соломой, пол и совершенно неожиданно заснул.
Так же неожиданно налетел ветер, согнал тучи, грозу развел. Молнии заблестели по небу, гром загрохотал. Колька подскочил, понять спросонья ничего не может. И тут молния по сарайке резанула, обдала огнем. Солома и доски тут же загорелись.
Колька в ужасе пятился от горящей стены, пока не споткнулся и не провалился в ямку прямо в полу. Там он прижался к самой земле, головенку руками закрыл, зажмурился от страха, лежит сам не свой. Вдруг слышит он грохот. Глаза поднял, а сарайка наполовину обвалилась, и его бревнами закрыла. Дымища вокруг, дышать трудно, бревна горят, он там, под ними, а снаружи шум, люди кричат чего-то…
продолжение следует
Елена Шилижинская