Немая зем­ля (про­дол­же­ние)

Коль­ка в ужа­се пятил­ся от горя­щей сте­ны, пока не спо­ткнул­ся и не про­ва­лил­ся в ямку пря­мо в полу. Там он при­жал­ся к самой зем­ле, голо­вен­ку рука­ми закрыл, зажму­рил­ся от стра­ха, лежит сам не свой. Вдруг слы­шит он гро­хот. Гла­за под­нял, а сарай­ка напо­ло­ви­ну обва­ли­лась, и его брев­на­ми закры­ла. Дыми­ща вокруг, дышать труд­но, брев­на горят, он там, под ними, а сна­ру­жи шум, люди кри­чат чего — то. Сре­ди раз­ных голо­сов мамкин:
— Сынок, сынок, — и он закричал:
— Я здесь, — но вме­сто кри­ка из откры­то­го рта нару­жу вырва­лась толь­ко тишина. 
Сарай быст­ро зату­ши­ли, брев­на разо­бра­ли, доста­ли маль­чиш­ку. Мать к мальчику:
— Цел?! — она при­жа­ла его к себе, сле­зы — рекой. Гла­зам не верит, что роди­мый ее сыно­чек уце­лел. Обня­ла и все, не понять Кому, шеп­чет: “Спа­си­бо, спа­си­бо, сохра­нил, убе­рег. Спа­си­бо, целе­хо­нек, спасибо”. 
Мать не сра­зу поня­ла, что сын ее оне­мел, замол­чал с того само­го дня. Сколь­ко она его потом по вра­чам тас­ка­ла, и в сто­ли­цу вози­ла, но не понять, не сде­лать ниче­го вра­чи не мог­ли. Маль­чик слы­шал, но не говорил.
… Солн­це пря­та­лось в суме­рек. Нико­лай ехал домой. Поезд сту­чал коле­са­ми, наго­нял вос­по­ми­на­ния. За вагон­ным окном бере­зы, ели, сос­ны кру­жи­ли, захва­чен­ные рус­ской без­удерж­ной пля­со­вой и уно­си­ли Нико­лая в тере­бу­тиц­кую юность. Он уже видел на дере­вен­ской ули­це себя — моло­до­го и силь­но­го 20-лет­не­го юно­шу и кра­си­вую русо­во­ло­сую и зеле­но­гла­зую Свет­ла­ну. Она появи­лась в деревне летом, при­е­ха­ла из дале­кой сто­ли­цы к бабуш­ке насо­всем. Девуш­ка оси­ро­те­ла, ее роди­те­ли погиб­ли, вот она и пода­лась к един­ствен­но­му живо­му род­но­му ей чело­ве­ку на зем­ле, к баб­ке Лукерье. 
Све­та рань­ше не веда­ла о суще­ство­ва­нии Тере­бу­тиц, толь­ко как-то слу­чай­но слы­ша­ла, как отец сво­им кол­ле­гам рас­ска­зы­вал, что мать там живет. 
— Знать о ней не желаю, позо­рит меня сво­ей набож­но­стью. Пред­став­ля­е­те, — он рас­сме­ял­ся, — в наше вре­мя, когда чело­ве­че­ство в кос­мос поле­те­ло, нахо­дят­ся так назы­ва­е­мые “веру­ю­щие” — отста­лые люди. И сре­ди них мать уче­но­го, веду­ще­го спе­ци­а­ли­ста НИИ! 
Так Све­та узна­ла о том, что у нее есть бабуш­ка, и с того само­го дня меч­та­ла встре­тить­ся с ней.
Коль­ка впер­вые уви­дел Свет­ла­ну в день при­ез­да. Он спе­шил на рыбал­ку и появил­ся на доро­ге неожи­дан­но с удоч­кой и вед­ром пря­мо из утрен­не­го тума­на. Она шла по ули­це ран­ним утром с серым чемо­да­ном и наби­той авоськой. 
— Вы не ска­же­те, — роб­ко спро­си­ла девуш­ка, — где живет бабуш­ка Лукерья?
Коль­ка сто­ял рас­те­рян­ный и удру­чен­ный. Было обид­но мол­чать в такой момент. Девуш­ка изви­ни­лась и спро­си­ла еще раз. Тогда он зама­я­чил, зама­хал рука­ми: не могу мол, тебе отве­тить. Она поня­ла и пошла себе в надеж­де: спро­сить еще у како­го-нибудь селя­ни­на. Но парень догнал ее, взял из руки чемо­дан и знак сде­лал: иди, мол, за мной, я покажу.
В это утро туман был осо­бен­но мяг­кий, све­жий, а доро­га к луке­рьи­но­му дому досад­но корот­кой. Коля поста­вил чемо­дан у калит­ки. Девуш­ка побла­го­да­ри­ла, скры­лась в малень­ком ско­сив­шем­ся доми­ке, и запа­ла глу­бо­ко в серд­це немо­го “джентль­ме­на”. Он не меч­тал о вза­им­ной сим­па­тии, он про­сто все­гда был где-то рядом, шел неза­ме­чен­ным поза­ди или пря­тал­ся под рас­кры­тым окном ста­ро­го дома. Баб­ка внуч­ке все о Боге тол­ко­ва­ла, и Коль­ка под окном часто слу­шал ее рассказы.
— Если беда напа­дет, — повто­ря­ла Луке­рья Свет­лане каж­дый вечер, — посмот­ри на небо, позо­ви Хри­ста, Он поможет. 
Мел­кие кап­ли с раз­ма­ху уда­ря­лись в окно. Сумер­ки нава­ли­лись, завис­ли тяже­ло и груз­но над поез­дом, доро­гой и пля­шу­щи­ми дере­вья­ми. Вагон шумел попут­чи­ка­ми. Нико­лай улег­ся на вто­рой пол­ке. На при­гла­ше­ния сосе­дей в кар­ты сыг­рать, побол­тать, чаю выпить, он не отве­чал, и те отста­ли от него. Теперь он на “вто­ром эта­же” мог спо­кой­но и без помех погру­зить­ся в тот осен­ний сля­кот­ный вечер деся­ти­лет­ней давности. 
Коля шел, как обыч­но неза­мет­но, за Све­той по их неболь­шо­му рай­он­но­му город­ку. Девуш­ка свер­ну­ла к авто­стан­ции. Было уже совсем тем­но, когда в этой самой тем­но­те послы­шал­ся пья­ный голос:
— Какая милашка! 
— В тем­но­те и одна, — под­хва­тил дру­гой, такой же пья­ный и гру­бый. Девуш­ка при­ба­ви­ла шаг. Поза­ди шаги тоже уча­сти­лись. До стан­ции бежать еще мет­ров три­ста, а здесь ни души. Свет­ка испу­га­лась. Она вспом­ни­ла бабуш­кин совет, не меш­кая, позвала:
— Помо­ги, Хри­стос! — и побе­жа­ла. Глу­хой рез­кий звук, похо­жий на удар, послы­шал­ся позади. 
Коль­ка толк­нул одно­го, потом уда­рил дру­го­го. Этот дру­гой нале­тел на угол кир­пич­но­го дома, как-то стран­но обмяк, сполз вниз и зава­лил­ся нич­ком на зем­лю. Коль­ка обер­нул­ся, что бы еще под­дать молод­чи­ку, но того уже и след про­стыл. А дру­гой лежал и не шевелился… 
В поез­де поту­ши­ли свет. Шум раз­го­во­ров смол­кал, пас­са­жи­ры рас­ка­ты­ва­ли тюфя­ки, пиха­ли в наво­лоч­ки подуш­ки. Вско­ре ста­ло совсем тихо. Нико­лаю не спа­лось. Он гнал прочь непри­ят­ные кар­ти­ны: арест, мам­кин рев, суд, дол­гие десть лет тюрьмы… 
— Все поза­ди, долж­но все пло­хое кон­чит­ся, — успо­ка­и­вал он себя. — Я при­еду домой, я уви­жу маму, потом рас­спро­шу про нее. Потом… “. 
… Худо­ща­вый муж­чи­на, утом­лен­ный доро­гой и мыс­ля­ми, про­ва­лил­ся в глу­бо­кий сон. Во сне этом: бежит по дере­вен­ской ули­це маль­чик лет вось­ми, он бежит, Коль­ка. Небо над ним чистое — чистое, синее-синее. У раз­вил­ки на клад­би­ще свер­нул. Там, сре­ди кре­стов и зарос­ших хол­ми­ков, маль­чик искал чего-то. Потом оста­но­вил­ся у ново­го, све­же­ко­пан­но­го хол­ми­ка, упал на него и запла­кал. Ревет и сле­зы рас­ти­ра­ет. Тут баб­ка Луке­рья к нему подходит:
— Коль­ка, что ты все к зем­ле жмешь­ся? Зем­ля — немая, она не отве­тит. Ты на небо смот­ри. Небо не молчит.
Поезд остановился.
— Стан­ция Тере­бу­ти­цы,— объ­яви­ла проводница. 
Муж­чи­на в потер­том костю­ме с под­ня­тым ворот­ни­ком шел по мок­рой доро­ге. Рез­кий визг тор­мо­зов, яркий свет фар буд­то оглу­ши­ли и осле­пи­ли, мгно­ве­ние — и жгу­чая боль, а потом сплош­ная тиши­на и темень…
Нико­лай очнул­ся. Кру­гом — мок­рая немая зем­ля. Она вце­пи­лась в чело­ве­ка мерт­вой хват­кой, и он, пови­ну­ясь ей, лежал непо­движ­но. Боль тупе­ла. “Дошел, — слов­но сквозь бред про­со­чи­лась мысль, — нако­нец. Теперь лежу в глине, теперь я — куча гря­зи, хол­мик могиль­ный. Хол­мик? — вспом­нил­ся недав­ний сон, — может, этот хол­мик моим был?” Густой дождь бил без жало­сти. Сил боль­ше не оста­ва­лось, гла­за закры­ва­лись сами собой, и чело­век мед­лен­но погру­жал­ся в тихое мерт­вое состояние. 
“На небо смот­ри”! — где-то дале­ко вро­де послы­шал­ся голос Луке­рьи. — “Небо помо­жет”. Что-то вро­де эхо раз­да­лось внутри. 
Нико­лай собрал послед­ние силы, схва­тил жад­ным глот­ком мок­рый воздух:
— Гос­по­ди, — закри­чал, заорал он, над­ры­вая внут­рен­ность, — где Твое небо? Помо­ги, Гос-по-ди!

Еле­на Шилижинская