Про­по­ведь в Афи­нах (1 часть)


«В ожи­да­нии их в Афи­нах Павел воз­му­тил­ся духом при виде это­го горо­да, пол­но­го идо­лов. Итак он рас­суж­дал в сина­го­ге с Иуде­я­ми и с чту­щи­ми Бога, и еже­днев­но на пло­ща­ди со встре­ча­ю­щи­ми­ся. Неко­то­рые из эпи­ку­рей­ских и сто­и­че­ских фило­со­фов ста­ли спо­рить с ним; и одни гово­ри­ли: “что хочет ска­зать этот суе­слов?”, а дру­гие: “кажет­ся, он про­по­ве­ду­ет о чужих боже­ствах”, пото­му что он бла­го­вест­во­вал им Иису­са и вос­кре­се­ние. И, взяв его, при­ве­ли в аре­о­паг и гово­ри­ли: “можем ли мы знать, что это за новое уче­ние, про­по­ве­ду­е­мое тобою? Ибо что-то стран­ное ты вла­га­ешь в уши наши. Посе­му хотим знать, что это такое”?

Афи­няне же все и живу­щие у них ино­стран­цы ни в чем охот­нее не про­во­ди­ли вре­мя, как в том, что­бы гово­рить или слу­шать что-нибудь новое. И, став Павел сре­ди аре­о­па­га, ска­зал: “Афи­няне! по все­му вижу я, что вы как бы осо­бен­но набож­ны. Ибо, про­хо­дя и осмат­ри­вая ваши свя­ты­ни, я нашел и жерт­вен­ник, на кото­ром напи­са­но «неве­до­мо­му Богу». Сего-то, Кото­ро­го вы, не зная, чти­те, я про­по­ве­дую вам. Бог, сотво­рив­ший мир и все, что в нем, Он, будучи Гос­по­дом неба и зем­ли, не в руко­тво­рен­ных хра­мах живет и не тре­бу­ет слу­же­ния рук чело­ве­че­ских, как бы име­ю­щий в чем-либо нуж­ду, Сам дая все­му жизнь и дыха­ние и все. От одной кро­ви Он про­из­вел весь род чело­ве­че­ский для оби­та­ния по все­му лицу зем­ли, назна­чив пред­опре­де­лен­ные вре­ме­на и пре­де­лы их оби­та­нию, дабы они иска­ли Бога, не ощу­тят ли Его и не най­дут ли, хотя Он и неда­ле­ко от каж­до­го из нас; ибо мы Им живем и дви­жем­ся и суще­ству­ем, как и неко­то­рые из ваших сти­хо­твор­цев гово­ри­ли: «мы Его и род».

Итак мы, будучи родом Божи­им, не долж­ны думать, что Боже­ство подоб­но золо­ту, или сереб­ру, или кам­ню, полу­чив­ше­му образ от искус­ства и вымыс­ла человеческого.

Итак, остав­ляя вре­ме­на неве­де­ния, Бог ныне пове­ле­ва­ет людям всем повсю­ду пока­ять­ся, ибо Он назна­чил день, в кото­рый будет пра­вед­но судить все­лен­ную, посред­ством пред­опре­де­лен­но­го Им Мужа, подав удо­сто­ве­ре­ние всем, вос­кре­сив Его из мерт­вых» (Биб­лия, Дея­ния Свя­тых Апо­сто­лов, 17 гла­ва, 16–31 стихи).

Апо­стол Павел, как апо­стол языч­ни­ков, боль­шую часть сво­их путе­ше­ствий и про­по­ве­дей, и посла­ний посвя­тил языч­ни­кам. Для того что­бы гово­рить о про­по­ве­ди апо­сто­ла Пав­ла в Гре­ции, нуж­но вспом­нить о горо­де Афи­ны, о том, что явля­лось осно­вой миро­воз­зре­ния живу­щих в нем, понять, поче­му «Все афи­няне и живу­щие у них ино­стран­цы ни в чем охот­нее не про­во­ди­ли вре­мя, как в том, что­бы гово­рить или слу­шать что-нибудь новое».

Афи­ны — город, слу­жив­ший в древ­но­сти, как в куль­тур­но-исто­ри­че­ском, так и в поли­ти­че­ском отно­ше­ни­ях, глав­ным сре­до­то­чи­ем эллин­ской (т.е. гре­че­ской) жиз­ни и про­зван­ный древни­ми поэта­ми «оком Элла­ды». Город рас­по­ло­жен на целом ряде ска­ли­стых хол­мов, в самой обшир­ной рав­нине Атти­ки (что зна­чит «при­бреж­ная стра­на»). Началь­ная его исто­рия теря­ет­ся во мра­ке неиз­вест­но­сти. Пре­да­ние при­пи­сы­ва­ет осно­ва­ние его царю Кекро­п­су. Пер­во­на­чаль­но город зани­мал лишь верх­нюю пло­щадь кру­то­го, доступ­но­го толь­ко с запад­ной сто­ро­ны хол­ма, слу­жив­ше­го в тече­ние всей древ­но­сти в каче­стве кре­по­сти (акро­по­ля), поли­ти­че­ским и рели­ги­оз­ным цен­тром, ядром все­го горо­да. Внут­ри зам­ка жили древ­ние цари этой части Атти­ки со сво­ей дру­жи­ной; здесь воз­вы­шал­ся так­же древ­ней­ший храм того боже­ства, под осо­бен­ным покро­ви­тель­ством кото­ро­го нахо­дил­ся город име­ни Афи­ны-Гра­до­за­щит­ни­цы (Афи­ны Полиады).

Осно­ва­те­ли Рим­ской монар­хии, Юлий Цезарь и Август, несмот­ря на мно­гие поли­ти­че­ские ошиб­ки афи­нян, так­же покро­ви­тель­ство­ва­ли это­му горо­ду. Из рас­то­ча­е­мых ими даров афи­няне соору­ди­ли к Севе­ру от аго­ры неболь­шое свя­ти­ли­ще Афи­ны Архе­ге­ти­ды, укра­шен­ное ста­ту­я­ми неко­то­рых чле­нов импе­ра­тор­ских фами­лий и слу­жив­шее в то же вре­мя пред­две­ри­ем к пло­ща­ди, окру­жен­ной сте­на­ми и пред­на­зна­чен­ной для тор­гов­ли олив­ко­вым мас­лом. Далее Агрип­па, спо­движ­ник Авгу­ста, постро­ил в Кера­ми­ке театр, Агрип­пе­он, за что афи­няне почти­ли его соору­же­ни­ем ста­туи, постав­лен­ной при вхо­де на акро­поль, перед север­ным кры­лом Про­пи­ле­ев. Еще при жиз­ни Авгу­ста был постро­ен на акро­по­ле, к восто­ку от Пар­фе­но­на, круг­лый храм в честь боги­ни Ромы и Августа.

Но наи­боль­шим бла­го­де­те­лем Афин был импе­ра­тор Адри­ан, в цар­ство­ва­ние кото­ро­го город стал зано­во про­цве­тать и укра­сил­ся мно­го­чис­лен­ны­ми вели­ко­леп­ны­ми построй­ка­ми. Преж­де все­го Адри­ан довер­шил построй­ку хра­ма Зев­са Олим­пий­ско­го. Обшир­ная хра­ми­на, в кото­рой воз­вы­ша­лась колос­саль­ная ста­туя боже­ства из золо­та и сло­но­вой кости, была окайм­ле­на по длин­ным сво­им сто­ро­нам — дву­мя, а по узким — тре­мя ряда­ми могу­чих, высо­той в 20 м. коринф­ских колонн.

Сто­ит ли теперь удив­лять­ся, что Павел, научен­ный от само­го дет­ства запо­ве­ди об Еди­ном Боге, воз­му­тил­ся духом при виде это­го горо­да, пол­но­го идо­лов. Апо­сто­лу при­шлось в Афи­нах встре­тить­ся с людь­ми, испо­ве­до­вав­ши­ми уче­ния раз­лич­ных фило­соф­ских школ: «Неко­то­рые из эпи­ку­рей­ских и сто­и­че­ских фило­со­фов ста­ли спо­рить с ним; и одни гово­ри­ли: ”что хочет ска­зать этот суе­слов”? Родо­на­чаль­ни­ки этих фило­соф­ских школ: и сто­и­ков, и эпи­ку­рей­цев, были афинянанами.

Фило­соф Сократ, «муд­рей­ший из гре­ков», родил­ся, жил и учил в Афи­нах, где за 480 лет до про­по­ве­ди Пав­ла, по опре­де­ле­нию дель­фий­ско­го ора­ку­ла, и погиб, выпив кубок цику­ты (ядо­ви­тое рас­те­ние из семей­ства зон­тич­ных), «отец фило­со­фии». Обви­не­ние фило­со­фу заклю­ча­лось в том, что Сократ раз­вра­ща­ет юно­ше­ство, не верит в богов, при­зна­ва­е­мых горо­дом Афи­ны, и вво­дит новые боже­ства. Хотя от него нача­лось раз­ви­тие глав­ней­ших фило­соф­ских систем в Гре­ции. А сам Сократ был спе­ци­а­ли­стом и родо­на­чаль­ни­ком нрав­ствен­ной философии.

Вто­рой «муд­рей­ший грек» – Эпи­кур — созда­тель одно­го из зна­чи­тель­ных нрав­ствен­ных уче­ний древ­но­сти, осно­ва­тель одной из глав­ней­ших афин­ских фило­соф­ских школ, кото­рая носит его имя. Отсю­да эпи­ку­рей­ское пра­ви­ло: «делай все так, как буд­то смот­рит Эпи­кур». Скры­вай­ся, живи в тиши, в неиз­вест­но­сти — вот золо­тое пра­ви­ло Эпикурейцев.

Фило­со­фия Эпи­ку­ра име­ет исклю­чи­тель­но прак­ти­че­скую цель. Он опре­де­ля­ет ее как дея­тель­ность, кото­рая посред­ством рас­суж­де­ний при­во­дит к счаст­ли­вой жиз­ни. Все, что не каса­ет­ся этой цели, все нау­ки, посколь­ку они пре­сле­ду­ют чисто тео­ре­ти­че­ский инте­рес, напри­мер мате­ма­ти­ка или исто­рия, им пре­не­бре­га­ют­ся. Богов в обще­при­ня­том смыс­ле не суще­ству­ет, и насто­я­щее нече­стие состо­ит не в том, что­бы их отри­цать, а в том, что­бы при­зна­вать их суще­ство­ва­ние; если бы Бог суще­ство­вал, Он хотел бы и мог бы упразд­нить суще­ство­ва­ние зла; а если бы Он не хотел и не мог, Он был бы немощ­ным и злым — не был бы Богом.

«Нет сверхъ­есте­ствен­ных сил, кото­рых мы мог­ли бы боять­ся и кото­рые мог­ли бы откло­нять нас от пре­сле­до­ва­ния нашей есте­ствен­ной цели — доволь­ства или удо­воль­ствия. Рав­ным обра­зом мы осво­бож­да­ем­ся и от стра­ха смер­ти: все хоро­шее или дур­ное, бла­го или зло состо­ит в ощу­ще­нии, а вме­сте со смер­тью пре­кра­ща­ют­ся ощу­ще­ния. Смерть — ничто для нас: есть мы — нет смер­ти; есть смерть — нас нет». Таким обра­зом, эпи­ку­рей­цы счи­та­ли, что перед муд­рым исче­за­ет страш­ней­шее изо всех зол: надо толь­ко усво­ить эту исти­ну. Жизнь чело­ве­ка огра­ни­че­на насто­я­щей дей­стви­тель­но­стью, насто­я­щи­ми ощу­ще­ни­я­ми. Сле­до­ва­тель­но, эти­ка долж­на заклю­чать в себе нау­ку о бла­ге в этой дей­стви­тель­ной жиз­ни и о сред­ствах, к нему веду­щих. Путь для неё рас­чи­щен устра­не­ни­ем лож­ных стра­хов и лож­ных целей; истин­ная цель, истин­ное бла­го явля­ет­ся нам с непо­сред­ствен­ной оче­вид­но­стью как удо­воль­ствие, истин­ное зло — как стра­да­ние. «Гость, тебе будет здесь хоро­шо; здесь удо­воль­ствие выс­шее бла­го» — тако­ва была над­пись на вра­тах Эпи­ку­ро­ва сада, где вхо­дя­ще­го жда­ла све­жая вода и блю­до ячмен­ной кру­пы, уто­ляв­шей, а не раз­дра­жав­шей голод. Этот сад был в свое вре­мя неза­ме­ни­мым сана­то­ри­умом для мно­гих душ, кото­рые Эпи­кур сажал на самую стро­гую дие­ту, про­по­ве­дуя удовольствие.

Но уже с поло­ви­ны IV века сад Эпи­ку­ра пусте­ет: «он не пере­жил тор­же­ства церкви».

Насы­ще­ние «чре­ва» есть самое необ­хо­ди­мое и вме­сте с тем самое про­стое и доступ­ное из всех удо­воль­ствий. На самом деле «корень удо­воль­ствия» лежит в обла­сти чре­ва, и его потреб­но­сти суть един­ствен­но-необ­хо­ди­мый, поче­му и удо­вле­тво­ре­ние их необходимо.

Дру­гие фило­со­фы, спо­рив­шие с Пав­лом, – сто­и­ки («узор­ча­тый пор­тик», «стоа пой­ки­ле»). Их девиз – mеmento mori («помни о смер­ти», лат.). К ним отно­сят­ся: Сене­ка, Эпи­к­тет, Марк Аврелий.

Сто­и­че­ская фило­со­фия воз­ни­ка­ет в эпо­ху, когда гре­че­ская мысль, утом­лен­ная тео­ре­ти­че­ским умство­ва­ни­ем, все более и более стре­ми­лась к цель­но­му дог­ма­ти­че­ско­му миро­со­зер­ца­нию, кото­рое мог­ло бы стать на место раз­ло­жив­ших­ся веро­ва­ний и обос­но­вать систе­му раци­о­наль­ной эти­ки. Такое миро­со­зер­ца­ние явля­лось потреб­но­стью цело­го обще­ства, целой куль­ту­ры, а не тес­но­го круж­ка мыс­ли­те­лей, замы­кав­ших­ся в сте­ны сво­ей шко­лы. Гре­че­ское про­све­ще­ние поко­ря­ло мир, ста­но­ви­лось миро­вою поли­ти­че­ской силой — и гре­че­ская фило­со­фия соот­вет­ствен­но это­му меня­ла свой преж­ний харак­тер: она пере­ста­ва­ла быть иссле­до­ва­ни­ем, умо­зре­ни­ем и обра­ща­лась в догму.

Такой харак­тер более все­го при­дал ей Зенон, осно­ва­тель сто­и­че­ской шко­лы, и его мно­го­чис­лен­ные после­до­ва­те­ли. «Душа есть чистая хар­тия (папи­рус, бума­га, кар­та) на кото­рую нано­сят­ся начер­та­ния и зна­ки». Таким обра­зом, Сто­и­ки вовсе не дума­ли отри­цать пси­хи­че­ские свой­ства или про­по­ве­до­вать гру­бый материализм.

Напро­тив они учи­ли, что един­ство и строй­ность миро­зда­ния сви­де­тель­ству­ют о един­стве силы, его зижду­щей, как и о един­стве его веще­ства. Эта еди­ная, разум­ная сила опре­де­ля­ет­ся как Логос – разум мира или Боже­ство. 
Бог есть мир, и вме­сте с тем Он есть дея­тель­ное твор­че­ское нача­ло мира, «луч­шая», пре­вос­хо­див­шая его часть; Он есть часть и целое, нача­ло, сере­ди­на и конец. Он есть Про­мы­сел, управ­ля­ю­щий миром — и вме­сте с тем физи­че­ское начало.

Идея Сто­и­ков была могу­ще­ствен­ною нрав­ствен­ною силой, ока­зав­шей свое дей­ствие в тече­ние мно­гих веков и в боль­шом мас­шта­бе. Сто­и­ки вос­пи­ты­ва­ли нрав­ствен­ное созна­ние, буди­ли совесть обще­ства. Для сто­и­ков было обя­зан­но­стью жить для цело­го (т.е. для мира), чело­ве­ко­лю­би­во отно­сить­ся к ближ­не­му. Нет более ни афи­ня­ни­на, ни корин­фя­ни­на, ни элли­на, ни вар­ва­ра — все люди бра­тья, как чада еди­но­го Отца.

Сто­и­цизм пере­жил язы­че­ство и вошел в хри­сти­ан­скую лите­ра­ту­ру, ока­зав силь­ное вли­я­ние на мно­гих апо­ло­ге­тов и учи­те­лей хри­сти­ан­ства, таких как Тер­тул­ли­ан, Амвро­сий, Кли­мент Александрийский.

В тоже вре­мя, при­зна­вая еди­ное вер­хов­ное боже­ство, Зев­са, они виде­ли в дру­гих богах лишь фор­мы боже­ствен­но­го — изоб­ра­же­ния боже­ствен­ных сил, явля­ю­щих­ся в сти­хи­ях и све­ти­лах или в вели­ких людях, бла­го­де­те­лях человечества.

О при­ро­де богов они дума­ли так: Кро­нос и Рея суть вре­мя и мате­рия, Гефест — огонь, Апол­лон и Арте­ми­да — солн­це и луна и т. д. Боги сво­ди­лись либо к силам, про­яв­ле­ни­ям боже­ствен­но­го, либо пони­ма­лись как разум­ные суще­ства выс­ше­го поряд­ка (демо­ны). Ора­ку­лы, пред­ска­за­ния и пред­зна­ме­но­ва­ния буду­ще­го объ­яс­ня­лись внут­рен­нею свя­зью всех вещей и собы­тий, кото­рая откры­ва­ет­ся разум­ной чело­ве­че­ской душе, про­све­ща­е­мой боже­ствен­ным светом.

И вот хри­сти­ан­ский апо­стол волею Духа Свя­то­го, веду­ще­го его по доро­гам мис­си­о­нер­ских путе­ше­ствий, попа­да­ет в этот город, «пол­ный идо­лов», и встре­ча­ет­ся с афин­ски­ми фило­со­фа­ми – сто­и­ка­ми и эпи­ку­рей­ца­ми, что­бы воз­ве­стить им ново­го для них, но веч­но­го для всей Все­лен­ной Бога.

Про­дол­же­ние следует

Епи­скоп церк­вей Нов­го­род­ской обла­сти 
А.И. Кора­бель