Пуш­кин­ский день Рос­сии 6 июня

Пуш­кин…

Всем сво­им твор­че­ством при­зы­ва­ет он в каж­дое чело­ве­че­ское суще­ство мир и успо­ко­е­ние. Про­свет­лен­ный, бла­го­склон­ный, самый бла­го­дар­ный из поэтов и людей, он при­вет­ству­ет жизнь. Не зло­па­мят­ный к жиз­ни, воз­да­ет ей за благо.
Этот неиз­мен­ный и глу­бо­кий опти­мизм, это неодо­ли­мое чув­ство добра, иду­щее за грань каж­дой тягост­ной мину­ты, дышит почти на всех стра­ни­цах Пуш­ки­на, и его про­из­ве­де­ния — худо­же­ствен­ное оправ­да­ние Твор­ца, и сам поэт со сво­и­ми сти­ха­ми явля­ет­ся пре­крас­ным и убе­ди­тель­ным Его дока­за­тель­ством. Его поэ­зия — отзыв чело­ве­ка на созда­ние Бога. Вот сотво­рен мир, и тво­рец спро­сил о нем чело­ве­че­ство, и Пуш­кин отве­тил на кос­ми­че­ский вопрос, на дело Божьих рук, — отве­тил при­зна­ни­ем и вос­тор­жен­ной хва­лой, вос­пел “хва­леб­ный мир Отцу миров”. Он понял, он при­нял, он оце­нил. Все дело в том, что выс­шая воля для него не сле­па; он верит в ее разум­ный смысл и вели­кую силу ее любви…
При­зна­ние мира, хва­ла Богу выра­жа­ют­ся у Пуш­ки­на имен­но уже в самых эпи­те­тах его, изу­ми­тель­нее кото­рых нель­зя себе ниче­го пред­ста­вить. Они не изыс­ка­ны, и он их не при­ду­мы­ва­ет; они про­сты, как при­ро­да, как вся его поэ­зия… Надо дать имя миру, и лишь тогда мир будет жить. “После Пуш­ки­на мир во вся­ком слу­чае назван”, — пишет Ю. Айхенвальд.
Пора­жа­ет силой чув­ства и ясно­стью мыс­ли сти­хо­тво­ре­ние о вели­чии крест­ной жерт­вы Христа. 
“Боже­ствен­ное эхо боже­ствен­но­го голо­са”, кото­рый и в этих сти­хо­тво­ре­ни­ях слу­жит как бы все­лен­ским язы­ком, кото­рый понят­но и пле­ни­тель­но зву­чит для всех вре­мен и поко­ле­ний, и мы повто­ря­ем его сти­хи, кото­рые И. С. Акса­ков назвал бла­го­де­я­ни­ем, и А. С. Пуш­кин, вели­кий и желан­ный спут­ник, веч­ный совре­мен­ник, идет с нами от наше­го дет­ства и до нашей старости.

Л. Н. Заболотская, 
п. Пролетарий

Мир­ская власть

Когда вели­кое свер­ша­лось торжество
И в муках на кре­сте кон­ча­лось Божество,
Тогда по сто­ро­нам живо­тво­ря­ща древа
Мария-греш­ни­ца и Пре­свя­тая Дева
Сто­я­ли, блед­ные, две сла­бые жены,
В неиз­ме­ри­мую печаль погружены.
Но у под­но­жия теперь кре­ста честного,
Как буд­то у крыль­ца пра­ви­те­ля градского,
Мы зрим постав­лен­ных на место жен святых
В ружье и киве­ре двух гроз­ных часовых.
К чему, ска­жи­те мне хра­ни­тель­ная стража? -
Или рас­пя­тие — казен­ная поклажа,
И вы бои­те­ся воров или мышей? — 
Иль мни­те важ­но­сти при­дать Царю царей?
Иль покро­ви­тель­ством спа­са­е­те могучим
Вла­ды­ку, тер­ни­ем вен­чан­но­го колючим,
Хри­ста, пре­дав­ше­го послуш­но плоть Свою
Бичам мучи­те­лей, гвоз­дям и копию?
Иль опа­са­е­тесь, чтоб чернь не оскорбила
Того, чья казнь весь род Ада­мов искупила,
И, чтоб не потес­нить гуля­ю­щих господ,
Пус­кать не веле­но сюда про­стой народ?

А. С. Пушкин